В первый же день он имел повод пожаловаться на дьяка Разрядного приказа. Зашёл к нему, чтобы условиться, в какие княжества посылать гонцов с приглашением порубежным воеводам и даже смышлёным порубежникам из рядовых прибыть для работы над уставом, а дьяк сразу же выказал своё нежелание засучить рукава. Гонцов слать согласился, что же касается чертежа границ, наотрез отказался.
— Ты теперь главный порубежный воевода, ты и трудись.
Припугнуть бы дьяка именем царя Грозного, однако же князь избрал иной путь, попросил смиренно:
— Выдели смышлёного подьячего мне в помощь.
— Есть у меня такой. Молодой, да из ранних.
И в самом деле, смышлёным оказался совсем молоденький подьячий. Сразу же уловил суть урока и заверил:
— Не только списки из летописей сготовлю, но и чертёж слажу. От Змиевых валов[45]
плясать начну.— Как звать-величать тебя?
— Сын Логина. Именем Мартын.
— Сколько тебе времени, Мартын Логинов, надобно, чтобы завершить урок?
— Неделю, князь.
— Не мало ли?
— Мало, если спать ночами. Одно прошу, свечей бы сверх нынче даваемых выделили. Можно — сальных.
— Своих пришлю, без волокиты чтоб. Восковых. Сколько потребуется, столько получишь.
В последних словах летописца Михаил Воротынский увидел главный успех предприятия великого князя Киевского: тот возложил основную заботу по строительству городов-крепостей, а затем и их оборону, не на полян, угличей и северян, кто имел соприкосновение с половцами и нёс от них большие потери, а более на тех, кто и в глаза не видел степняков, оттого имел крепкое хозяйство и многочисленные сёла.
«Вот так и я попрошу государя поступить — всем землям указать, где рубить и по каким рекам сплавлять крепостицы для станиц, где ставить погосты, сторожи и города-крепости, потом и заселять их».
Ещё об одном полезном опыте предков сообщал Логинов в пояснении: перед удобными для переправы бродами разбрасывали порубежники триболы вперёд почти на поприще[46]
и в бока — по поприщу. Триболы ковали большей частью в самих крепостях, но и привозили возами из Киева, Чернигова и других старейших городов. На многих участках рылись волчьи ямы, а то и целые волчьи борозды.«Ну, молодец Логинов, расстарался. Не откажусь и я от опыта предков наших».
В пояснении к своему чертежу Логинов предлагал устраивать сторожи в несколько линий, как делали ещё до монгольского ига. Для Михаила Воротынского подобное не внове. У него в вотчине так и устроены засечные полосы, и всё же он не мог не восхититься хорошо продуманным советом. Похвалил от души:
— Молодец!
И ещё — важное: всех, кого отбирали воеводы в порубежные крепости и в сторожи, великий князь наделял без скаредности землями. Холостым повелевал жениться, семейным — брать с собой детей и домочадцев.
«Решит ли нынче государь по-разумному? Не станет ли чего опасаться или скаредничать?»
Более недели прошло в беседах с прибывавшими в Москву порубежниками, и советы их порой удивляли князя Михаила Воротынского. Главное, они не о землях для себя, не о жалованье печалились, хотя и этого не забывали, а о том, как с великой надёжностью организовать службу, как поощрять радивых, какие наказания тем, которые станут дозорить спустя рукава. Даже о том пеклись, как поведут себя крымцы с ногайцами, когда станут появляться на новых рубежах крепости, погосты и сторожи. И тут тоже речи велись с державных позиций. Где полки летом ставить, как с ними порубежникам связь держать и что делать, если крымцы пойдут большим походом?
Так вот и рождался устав порубежной службы. С миру по мысли — доброе творение получалось.
Засечные линии тоже окончательно определились. С дополнением, понятное дело, к предложенной Логиновым схеме. Первая линия — Алатырь, Темников, Ряжск, Кромы, затем — круто в Поле до Путивля, а от него — к Новгород-Северскому. Однако чтобы бок не был открыт, предлагалось ладить засеки от Калуги на Серпейск, Стародуб, Почеп.