Вокруг трона Ивана Грозного

Вот тут и случилась крамола, долгие годы для России неведомая: один из служек Папы Римского (история сохранила его имя — Боус) не по своей, конечно, воле, тайно осматривая вещи посольства, обнаружил карту островов и берегов Северного Ледовитого океана и с благословения, видимо, Господа Бога, выкрал её всего на один день. Факт кражи временной не был замечен.

Переговоры прошли во взаимном недоверии. Назначенные для переговоров кардиналы упорно требовали от России, чтобы она начала войну с Османской империей. Тогда, по их заверению, вся католическая Европа, вооружившись, придёт братьям во Христе на помощь. Скорее всего тогда Швеция, Тевтонский орден и Литва возвратят исконные русские земли Москве. Однако твёрдые гарантии выполнения этого пункта не давались.

Следуя наказу Ивана Грозного, дьяк Дмитрий Герасимов требовал, чтобы в договоре было непременно записано, каким путём Папа Римский повлияет на тех, кто захватил в своё время русские земли, а относительно войны с Османской империей уверял, что Россия готова выступить в неё в составе объединённых сил государств Европы, выделив до пяти полных полков с достаточным огневым нарядом. Взаимодействие всех войск, какие вступят в сражение с Портой на разных направлениях, должен обеспечивать объединённый Совет воевод. Он должен быть утверждён понтификом.

В ответ посланник Ивана Грозного слышал одно и то же:

— Как только Москва начнёт войну с Османской империей, вся католическая Европа присоединится к ней.

В общем, никаких твёрдых договорённостей, а всё писано вилами по воде. Пшиком окончились переговоры. Ответ понтифика, который Герасимов увозил из Рима, был весьма многословен, даже с клятвенными заверениями в дружбе, однако ни слова, ни полслова о конкретном деле. Вроде бы не заметили в Ватикане просьбы повлиять на Швецию, Польшу и, особенно, Тевтонский орден, чтобы утихомирили они свою алчность и не разоряли бы русские земли так безудержно, как давно того не делали даже магометане.

Единственная малая польза от всех переговоров — посольство снабдили опасной грамотой, подписанной самим Папой Римским, которая позволяла ехать прямым путём через все, даже враждебные России католические страны.

Дмитрий Герасимов был рад, что взял с собой карту Севера и записи бесед с поморами. Он собирался сразу же по возвращении поискать подтверждение некоторых фактов в летописях и других источниках, какие не сгинули где-то в каких-нибудь монастырях под Киевом и Великим Новгородом, куда попы-находники после насильственного крещения славяноруссов начали свозить все письменные свидетельства их истории, и какие не были уничтожены во время татаро-монгольского нашествия и двухвекового ига. Не густо, конечно, но кое-что всё-таки сохранилось. Дмитрий Герасимов нашёл то немногое, что оставалось в Хранилищах, намереваясь этим воспользоваться сразу же после доклада Ивану Грозному о карте и своих замыслах.

Воспользовавшись тем, что царь остался доволен его переговорами с Данией и Ватиканом, что одарил его шубой со своего плеча и со всем причитающимся к ней прикладом, Герасимов напросился на встречу с государем, когда основательно подготовился к отстаиванию своей идеи по устройству Северного морского пути от Колы, Архангельска и Мизени к тёплым морям Восточным, в Аляску, на Курилы и даже в Китай.

Выслушав доклад дьяка Посольского приказа, Иван Грозный задумался. Затем начал рассуждать:

   — Строгоновым я велел оберегать восточные украины мои, а они всё глубже и глубже уходят в Сибирь. Продолжают дело, начатое дедом моим Иваном Третьим. Только посильно ли нам такое нынче? Нам бы Литву, Польшу, орден и шведов одолеть, на берегах морских твёрдо вставши, а не мечтать о тёплых морях за многие тысячи вёрст.

Царь замолчал надолго, и дьяк воспользовался этим.

   — Дозволь, государь, слово молвить? — дождавшись согласного кивка, Герасимов заговорил уверенно: — Через Пояс с трудными волоками нелегко одолеть Кучума. Тут и к ворожею можно не ходить, хотя и отказываться от нажима на него посуху не гоже. Но по океану — куда как ловчее. Путь поморским кормщикам ведом. В удобных заливах имеются станы. Мангазея, почитай, город крупный. Укрепи его немного и посади стрельцов — вот тебе и оборона берегов Сибирских. Из неё по рекам можно походами ходить, не только в центр Сибири, но и на Юг. До самого Амура и даже за него. Там до китайского рубежа, который зовут они зелёным палисадом, — добрая тысяча вёрст, где по берегам притоков Амура уже есть поселения русских людей. Более того, промышленники через купцов, живущих на Амуре и за ним, торг ведут с Китаем. Пути хорошо знаемы.

Герасимов не стал рассказывать о путях, про которые ему не таясь рассказывали в Соломбалке и Мезени — он хотел найти подтверждение тех рассказов в отписках купцов, присылавших свои записи в Посольский приказ после посещения ими северных провинций Китая, особенно по реке Сунгари, к берегам которой лепились поселения и китайцев, и манжуров, и русских. Немного позже дьяк найдёт искомое, и в окончательном докладе представит полный о них сказ.