Вокруг трона

Дворянство и знаменитость рода Орловых – если верить геральдикам – недавнего происхождения. В 1611 г., правда, появлялся какой-то Орлов, сражавшийся со шведами под стенами Новгорода; но эта древняя линия считается угасшей. Родоначальник новейший – простой солдат, замешанный в 1689 г. в стрелецком бунте. За его храбрость и силу товарищи прозвали его орлом. Приговоренный к смерти и взведенный на плаху, он спокойно оттолкнул ногой окровавленную голову товарища, казненного прежде него и мешавшую ему пройти. Царь увидел это движение; оно понравилось ему, и он помиловал Орла. Таково, по крайней мере, предание. Возведенный в чин офицера и получивший дворянство, Иван Орел, или Орлов, как переиначили его фамилию, был отцом генерал-майора и новгородского генерал-губернатора, Григория Ивановича, который, женившись в пятьдесят три года на дворянке, девице Зиновьевой, имел от нее девять сыновей. Из них пятеро осталось в живых: это пятеро Орловых, сотрудников Екатерины.

Как видно, порода сильная, героического размаха. По словам князя Щербатова, автора любопытной книги о порче нравов в России, один только современник превосходит пятерых братьев ростом и мускульной силой – Жданович, кронштадтский губернатор, подозреваемый в активном участии в смерти Петра III. Старшему из Орловых, Ивану, было под тридцать в то время, когда государственный переворот сделал Екатерину императрицей. Он принимал участие в этом событии, будучи унтер-офицером гвардейского полка. Потом он сделался графом и сенатором с жалованием около ста тысяч в год и отказывался от всякого дальнейшего производства. «Этот влиятельный человек, – пишет про него Сабатье в 1772 г., – не захотел ни чинов, ни орденов, а между тем пользуется большим влиянием; он управляет делами Архипелага; он центр шпионства в гвардии... имеет большое значение в Сенате... Говорят, что под грубой внешностью он очень хитер, и, несмотря на невежество, довольно способен к политической деятельности... Во время отсутствия фаворита он жил в покоях, отведенных тому во дворце».

Между меньшими, Федор и Владимир занимали второстепенные должности: первый в первую турецкую войну состоял адъютантом при брате Алексее, второй – вице-директором Академии Наук. Первые роли выпадали на долю Григория и Алексея.

9 октября 1762 г. барон де Бретёйль докладывал из Петербурга герцогу Шуазёлю:

«Не знаю, ваша светлость, к чему поведет переписка царицы с г. Понятовским; но, кажется, уже нет сомнения в том, что она дала ему преемника в лице г-на Орлова, возведенного в графское достоинство в день коронации... Это очень красивый мужчина. Он уже несколько лет был влюблен в царицу, и я помню, как однажды она назвала мне его смешным и сообщила о его несообразном чувстве. Впрочем, по слухам, он очень глуп. Так как он говорит только по-русски, то мне теперь еще трудно судить об этом. Определение „глупый“ вообще довольно часто приложимо к окружающим царицу; и хотя она, по-видимому, вполне мирится с этим, однако, мне кажется, есть основание предвидеть, что она удалит большинство окружающих ее. До сих пор она жила только с заговорщиками, которые, почти за единственным исключением Панина и гетмана (Разумовского), все бедняки, бывшие поручики или капитаны и вообще сброд: их можно встретить во всех городских притонах...»

Известен анекдот того же корреспондента, приводимый им, в доказательство грубости и распущенности разговоров, допускаемых будущей Семирамидой между окружавшими ее. Григорию Орлову, хваставшемуся однажды своим личным влиянием в гвардии, вдруг вздумалось в присутствие государыни объявить, что ему было бы достаточно месяца, чтобы свергнуть ее с престола.

– Может быть, мой друг, – сказал Разумовский, – но зато и недели не прошло бы, как мы бы тебя вздернули.