Вокзал "Техас - Луизиана"

— Всё просто. Речь идёт о вашей маме. Вспомни: портрет, который ты написал здесь, и ту женщину, с которой ты её писал. Помнишь?

— Да, конечно… но я ничего не понимаю…

— Эта женщина… и есть ваша мама. Ты писал портрет своей мамы, не зная, что она и есть… твоя родная мать!

— Но почему… как… почему ты не сказал мне ничего тогда… в детстве? Почему? Я же чувствовал, что она могла быть ею, — Твен вскочил со стула и начал расхаживать по комнате, пытаясь совладать со своими чувствами.

— Твен, братишка, успокойся, сядь и вдохни глубоко. Вот так… Всё хорошо! — Марк усадил брата в кресло и злобно взглянул на старика.

— Не вините меня в том, что я вам ничего не рассказал. Ваша мама запретила мне строго-настрого говорить об этом. В то время Уилл Браун охотился за вашей мамой, держал её на виду. Она боялась высунуть нос из дома — так сильно он её напугал. А жила она здесь, не поверите, в этом самом доме на чердаке. А те два месяца, что жил здесь Твен, она уходила из дома рано, а возвращалась очень поздно, чтобы он не заметил её присутствия.

— А когда я болел у тебя, Майкл, когда мне было очень плохо и я звал маму… она приходила ко мне? Или мне это всё привиделось во сне? — Твен весь дрожал от услышанного и никак не мог собраться.

— Ты прав, мой мальчик, один раз она не выдержала и спустилась к тебе. Хотя я ей запретил, но материнское сердце разбивалось от того, как тебе было плохо.

— Я чувствовал, чувствовал, что мама держала меня за руку. О боже мой, мамочка, ты была так близко, а я ничего не знал… — Твен схватил себя за голову и в отчаянии зарыдал. Марк, сидевший рядом, стал успокаивать своего слишком эмоционального брата.

— Скажите, Майкл, вы знаете, где сейчас наша мама? Как нам её найти?

— Она продолжает жить здесь, в моём доме. Лилия мне как родная дочь, а вы — как внуки. Она ухаживает за мной, как когда-то я ухаживал за ней, ей тогда было очень плохо. Мы стали друг для друга семьёй, потому что у нас никого не осталось. Но теперь появились вы, и всё изменится. Утром она мне сказала, что погуляет по городу и пройдётся до железнодорожного вокзала. Она почему-то очень нервничала, быстро собиралась и всё что-то бубнила себе под нос, сейчас скажу что. Вспомнить бы, дай бог памяти... «Главное — успеть, главное — успеть!»

Братья посмотрели друг на друга, не понимая, что происходит, но у обоих появилось жуткое предчувствие надвигающейся катастрофы.

— Нам нужно её найти. Немедленно! Но как мы её узнаем? Мы же никогда её не видели!

— Милые мальчики, вы знаете, как она выглядит, потому что её образ всегда стоял у вас перед глазами. А после того как Твен ещё и написал портрет мамы, её лик должен был отпечататься у вас в сердце.

Братья улыбнулись старику и выбежали из дома, спеша на встречу с матерью.

— Ты знаешь, милая Лилия, я ведь тебя всю жизнь любил. Хранил свою любовь в сердце, как нежный цветок, и никому не разрешал дотрагиваться до него. Моё сердце было заперто для всех, кроме тебя. Когда я видел тебя, оно открывалось, и нежный цветок оживал, вдыхая живительный воздух. Но когда ты мне отказывала, сердце закрывалось, и нежный цветок впадал в ещё больший анабиоз, чем был до этого. Каждый раз я думал, что всё — конец! — лучше умереть, чем жить с такой болью в сердце, но я снова видел тебя, и цветок оживал.

— Уилл, мне так жаль тебя… прости меня за эту любовь. Но ты же убил моего мужа, и мои дети всю жизнь росли без любви матери и отца. И всё благодаря тебе! Я ведь тебя ненавидела всё это время. А сейчас мне просто тебя жаль. Ты остался один, без дома, без жены, без детей. Один, как песчинка на ветру, никому не нужный, никем не любимый, всеми отвергнутый!

— В последнее время часто вспоминаю тот день, когда сбросил Патрика с поезда. Я так его ненавидел, что кровь начинала бурлить при одном взгляде на него. Мне хотелось взять нож и вырезать его сердце, чтобы оно больше не билось. Я так хотел, чтобы он умер, а ты наконец полюбила меня, меня одного. Он всё испортил, всю мою жизнь, ведь если бы его не было, ты была бы со мной и любила только меня, — Уилл согнулся пополам от неожиданно нахлынувшей боли и заскулил.

— Что с тобой, Уилл? — испугалась Лилия за кузена. — Ты болен?

— Нет, оставь меня. Я в порядке. Уходи! Зачем ты пришла сюда? Пришла поиздеваться над инвалидом? Я никчёмный больной человек, мне осталось немного, я знаю это, чувствую. Ты знаешь, я никогда не верил в Бога, но сейчас мне кажется, что там наверху с меня спросят за всё, что я сделал, и от этого мне страшно становится. Мороз по коже бежит, когда я думаю об этом.