Они еще раз поцеловались, стоя над тарелками и бокалами. А когда поцелуй закончился, то сразу же – еще раз. Как будто опасались, что чувство, бросившее их друг к другу, может исчезнуть от того, что они разомкнут объятия. Вот такие вот смешные, руками и ногами, объятия.
Но не могло оно уже исчезнуть, это чувство. Хотя чтобы перейти в спальню, потребовалось время, и чтобы раздеться – тоже, и кровать была застелена пледом, который надо было снять, и делали они все это наперебой, но не торопливо, а как-то спокойно, с уверенностью в том, что промедление им помешать не может, даже наоборот…
У Вики так давно не было мужчины, что она беспокоилась: как все получится? Может, неловко, сбивчиво и не доставит удовольствия ни ей, ни ему.
Но как только они оказались на кровати, Вика поняла, что волноваться не о чем. Влад был не то что умелый… Хотя и умелый, наверное, тоже, но главным в нем все же было не любовное умение, а естественность каждого порыва и каждого движения, с помощью которого порыв осуществлялся.
Он делал в своей страсти все что хотел, но не из настойчивости или наглости, а потому что не умел иначе.
А она была все-таки растеряна и оттого не проявляла никаких собственных стремлений, только позволяла ему делать что угодно – поднимать ее над собой, и вдруг переворачиваться вместе с нею, и нависать над ней всем телом… Ему могла быть даже и обидна такая ее податливость. Но ничего она не могла с собой поделать.
Однако уже через несколько минут Вика поняла, что ни обиды, ни даже легкого недовольства Влад не чувствует. Он был с нею нетороплив – наверное, потому что она была ему как-то особенно приятна, не просто как была бы приятна любая молодая женщина. И понимание этого разгорячило ее больше, чем могло бы разгорячить нетерпение или страсть. Страсть, может, участвовала в происходящем тоже, но вот это долгое, медленное скольжение его рук по всему ее телу, и его пальцы путаются в ее волосах, и ладони у нее на лбу, и одновременно – губы ищут ее губ, и уже нет в ней ничего, кроме тяги к нему…
Влад сразу почувствовал, что Викина растерянность прошла, и сам переменился вместе с нею, стал резче, стремительнее, грубее. Нет-нет, только вначале, в минуты первой своей растерянности она сочла бы такую резкость грубостью, и неужели они были, эти минуты?..
Были или не были, а миновали бесследно. Теперь Вика не то что не пыталась преодолеть в себе безразличие, так не ко времени ее охватившее, – наоборот, она даже сдерживала теперь свой порыв, чтобы не торопить Влада.
Но когда она уже почувствовала его в себе, то сдерживаться стало невозможно. Да и он не сдерживал себя – застонал, вдавил ее в кровать сильным своим, очень большим телом и не думал, что ей это может быть тяжело или больно, и правильно, что не думал…
Ей было безраздельно хорошо. Да, именно так – безраздельно. Ни с кем она не хотела, да и не могла разделить то, что происходило у нее внутри, ни с кем кроме мужчины, который вверг ее в такое сильное удовольствие. А с ним удовольствие разделялось само собою, без всякого с ее стороны усилия.
И даже когда оно уже прошло, это разделенное ими на двоих удовольствие, Вика долго еще прислушивалась к его искоркам в себе, долго еще ловила его отзвуки в стремительном биении своего сердца.
И как же странно! То, что дал ей Влад, он дал только ее телу. Но теперь, завершившись, это вдруг и в сердце ее отозвалось легкими и радостными искрами.
Они лежали рядом и не знали, что сказать друг другу. Вика не знала потому, что не было у нее сейчас потребности в словах, а Влад… А не хотелось ей разбираться в его состоянии! Вдруг показалось, что разбираться в этом сейчас все равно что подглядывать за ним.
Влад протянул руку, провел ладонью по Викиному плечу.
– Красивая, – сказал он.
– Кто?
– Тут кроме тебя никого нету.
– Я подумала, ты про кожу мою говоришь, может.
– Я же не девочка, кожу оценивать или там ресницы, – усмехнулся он. И без паузы поинтересовался: – У тебя мужа случайно нет?
– А для тебя это имеет значение? – вместо ответа спросила Вика.
– Вообще-то да. Если муж есть, то мне как-то… Неприятно или, может, неловко – не знаю.
– Мужа нет.
– Одна живешь или с родителями?
– Родителей тоже нет.
«Сейчас про детей спросит», – подумала она.
Ей не хотелось рассказывать ему о Витьке. То есть не о Витьке даже, а о том, где он сейчас находится. Объяснить такому человеку, как Влад, почему она отдала ребенка в Оксфорд, казалось невозможной задачей. Да и просто не хотелось это ему объяснять. Мгновенная сердечная близость, которая непонятным образом возникла сразу после близости физической, исчезла так же мгновенно, как появилась.
К счастью, про детей Влад спрашивать не стал. Его заинтересовало другое.
– А почему родителей нет? – спросил он.
– Я детдомовская.
– Ого!
– А что ты так восхищаешься? Моей заслуги в этом нет.
– Да я не восхищаюсь. – Он слегка смутился. – Просто… Я с детдомовскими только на тренировках общался, в спортшколе еще. А так – никогда.
Он провел рукой над Викой, словно показывая, что означает «так». Вика улыбнулась.