– Ты о чем задумалась? – спросил Николай. – А я с работы шел и тебя с улицы увидел. Стоишь у окошка, как на картине. Ждешь кого-то?
– Нет. То есть да!.. – вспомнила Полина. – Подругу жду, сейчас должна прийти.
Хотя ее отношения с Зиной трудно было назвать дружбой, слишком уж разными они были, но объяснять это Николаю ей не хотелось. Никому и ничего ей не хотелось больше объяснять. Кокон ее одиночества отвердел, превратился в броню.
– Познакомила бы с подругой, – подмигнул Николай. – Сама ты со мной не хочешь, и что ж мне, одному пропадать, молодому-удалому?
Он часто вот так вот ерничал, это было частью его тревоги, его надлома.
– Через час заходи, – сказала Полина. – Представлю тебя в лучшем виде.
Николай кивнул и ушел. Полина вздохнула с облегчением. Даже с ним ей не хотелось разговаривать. Ей казалось, что каждое слово, которое она произносит, – это обман.
Ощущение, что она живет в непреходящем обмане, было таким сильным, что повлияло на состояние ее ума. Полина заметила, что стала придумывать какие-то несуществующие истории и даже рассказывать их Зине в ответ на ее расспросы о том, например, что за человек привез для нее пенициллин и почему этот человек потом исчез. Да, в ответ она выдумала что-то сногсшибательное – что человек этот влюблен в нее с тринадцати лет, что она бежала от него за границу… Чушь какую-то выдумала, в общем. Неизвестно, поверила ли всему этому Зина, но Полине было проще сказать ей даже такую вот чушь, чем неприглядную правду.
Если бы не опустошенность, которую она чувствовала в себе, то Полина радовалась бы, что жизнь свела ее с Зиной Филипьевой. Она даже не предполагала, что в современном мире еще живут такие тургеневские девушки. Или крестьянские дети Некрасова; непонятно, какое определение Зине подходило больше.
При всей своей простонародности Зина не была ни глупа, ни даже наивна. Она была честна, серьезна и так внутренне чиста, что было непредставимо, как ей удалось сохранить такую чистоту – не только внутреннюю, кстати, Полина была уверена, что Зина девственница, – пройдя войну во фронтовом медсанбате. Правда, эта загадка, как выяснилось, имела самое простое объяснение: Зина была влюблена. Предмет ее любви как раз медсанбатом и командовал. Зина обмолвилась о нем всего несколькими фразами, но и по ним, а главное, по ее виду и тону Полина поняла, что влюбленность эта, скорее всего, осталась безответной. Ну а что такая девушка, как Зина, не нашла своей великой любви какую-нибудь невеликую замену, удивляться не приходилось.
Да что Зина!.. Полина и сама, может, не стала бы больше никого искать, если бы такой человек, как майор Немировский, встретился ей в юном возрасте. Если бы где-нибудь в Люксембургском саду он ей встретился, когда она гуляла по солнечным весенним аллеям и мечтала о чудесном, полном счастливых загадок будущем…
Но майор Немировский встретился ей не под небом Люксембургского сада, а под сводчатым потолком кельи Трифонова монастыря, в которую Зина поселила ее после побега из больницы. А главное, ничего чудесного она от будущего уже не ожидала и никаких загадок для нее в жизни не было.
В тот день, когда Немировский приехал в Киров, Полина с утра думала только о том, что сидеть в этом опостылевшем городе, ожидая погоды у несуществующего моря, не имеет смысла. Если попытка переменить жизнь не удалась, и уже не первая такая попытка, значит, надо что-то решать с самой этой жизнью – с ее завершением. Мысли такого рода приходили к ней и раньше, но если раньше они ее пугали, то на этот раз она отнеслась к ним спокойно.
Все-таки одно дело знать, что смерть существует, а другое – увидеть ее воочию, удары, вспышки смерти вокруг тебя в виде бомб и орудийных снарядов, а особенно почувствовать, что смерть может исходить от твоих собственных рук. Полина вспомнила, как бил ей в плечо приклад автомата и как не замечала она этой отдачи, потому что все внимание было сосредоточено на падающих от ее выстрелов фигурах немецких солдат в развалинах на Кудамм… Вспоминать об этом было неприятно, но думать после этого о смерти – просто. Она и думала.
С этими мыслями возвращалась она в свою комнату после прогулки к роднику у монастырской стены; это было единственное место, где Полина могла себе позволить гулять, не привлекая ненужного внимания.
Зина встретила ее на пороге комнаты.
– А кстати, – сразу же сказала Полина, – помнишь, я тебе рассказывала, что здесь живет один молодой человек…
И осеклась, не успев даже приступить к выполнению своего обещания представить Зине в лучшем виде Николая Чердынцева.
Посередине комнаты сидел у обеденного стола майор в шинели. Он был похож на осунувшуюся темную птицу. Полина не была уверена, что птицы бывают осунувшиеся, но именно это слово пришло ей в голову сразу, как только она увидела его.
– Полина! – Голос у Зины был растерянный, он дрожал от счастья и слез. – Леонид Семенович приехал! Он… Ему сюда назначение, в Киров к нам, в больницу… Это Немировский Леонид Семенович!