Вокзальная проза

Незадолго до Рождества мы сооружаем на опушке леса деревушку, иначе — Рождественскую ярмарку: ряды палаток, деревянных киосков, из которых складываются деревенские улицы, очень скоро заполняющиеся жильцами. Вопросы типа «где?» и «откуда?» тут не приветствуют, ассортимент же сугубо утешительный: ручные поделки, корнеплоды, глинтвейн, плавленый сыр, горячие супы. Рождественская елка пятиметровой вышины, вся обвешанная разноцветным стеклом, должна играючи преподнести детям стеклянную общественность, с которой они давно уже срослись. Игрушечные экранчики развешаны на ветках среди огоньков свечей — руками до них не дотянешься. Родители тщатся урезонить детей, посулив им знакомство с миниатюрной железной дорогой. Две уже завершенные модели стоят в одной из палаток; если сунуть монетку, они приходят в движение, что привлекает в первую очередь восторженное внимание родителей: их восхищает то обстоятельство, что в модели курсируют те же поезда, что и по нормальным рельсам. Деревенских заправил, деревенских оригиналов вовсе не вербуют, как полагают многие, нет-нет, они являются совершенно добровольно, покидая для этой цели свои мрачные кабаки. Здесь публично назначено смешение, в разных палатках для завсегдатаев расставлены столы, на которых всегда красуются полные пивные кружки, а вместо объединительной пепельницы посреди стола стоит маленький временной кубик.

В стечении народа и ежедневном обилии настроений в деревне комнаты становятся теснее и близость может обернуться толчеей. Приезжие в любое время заявляют свои права на свободу передвижения и толпятся на улицах, где люди, которые рассчитывают всегда встретить широко распахнутые ворота, люди, для которых каждая секунда оборачивается звонкой монетой, стоят подле других людей, к которым липнут только часы, в пластиковых пакетах таскают они за собой эти часы как единственное свое достояние. Им ведомы лишь запертые двери. Это порождает моменты безудержного раздражения, безудержного недовольства, ибо каждый подозревает каждого в динамическом идиотизме. Малейшее опоздание, малейшие ошибочные шаги и легкие нарушения такта в нашем поведении тоже приводят к нагромождению злобных выпадов, которых даже опытные придворные сгладить не в силах. Их избивают, но они должны терпеть. Мы вмешиваемся, чтобы смягчить силу ударов.

Общественные помещения — очаги заразы; наряду с тоской по дальним странам и со слухами здесь вызревают всевозможные гриппы и волнами расходятся по вокзалу. Вот почему мы называем эти залы еще и рассадниками инфекции. Множество придворных в полной прострации лежат у себя дома с тех самых пор, как залы используются все шире и шире, по каковой причине отнюдь не бросается в глаза, когда человек долгое время отсутствует. Лично я держусь на расстоянии, тестирую у себя в комнате свои приборы, занимаюсь гигиеной на расстоянии, звоню, чтобы исполнить всеобщий долг любви, ищу в телефонной трубке собеседниц. Иная хрипловатость голоса лаской вливается в отдаленное ушко. В других комнатах я появляюсь причесанным, прифранченным, хоть и не принимаю больше душ и не бреюсь. Все можно сделать по телефону, даже еду доставляют по заказу. Газеты, которые только и знай пережевывают устаревшие сообщения, заносят прямо на лестничную площадку. Распахнув балконную дверь, я словно бы попадаю в одно из минувших столетий, вокруг пахнет хлевом и дымом, землей и плугом. Внутренний двор накрыли стеклянным куполом, теперь в нем разрешается курить — гигантские вентиляторы очищают воздух, здесь-то и находится новое кольцо, а отвечают за него стареющие актеры, которым для достижения высочайших результатов совершенно необходимо курить. В первую очередь под куполом собираются курильщики сигарок и сигар. Частенько здесь же продают с молотка предметы из внутренней обстановки вокзала — своего рода успокоительное мероприятие. Во второй половине дня на торги выставляют столетний поездной инвентарь, старые лампы, шляпы, железнодорожную форму. Ежедневно под купол приводят быков, коров и телят из наших хлевов и разыгрывают продажу с аукциона. Главное тут, чтоб было хорошо видно, как ударяют по рукам и как участники торгов расплачиваются наличными, бумажными деньгами и звонкой монетой. Аукцион — эффектная инсценировка для местного населения, для старожилов, которые ни в коем случае не должны терять веру в зримый рынок и в свободу общественного мнения. И деньги, и мнения, как известно, уже давным-давно незримым потоком текут по воздуху.

Я закрываю дверь, опускаю шторы.

Очередная радиостанция дарит облегчение.

Установка по разъединению личностей