Вокзальная проза

Меня толкали и тянули, постоянно окружали вокзалом, я описал немало широких кругов. А что до больших часов, то, как известно, когда никто на них не смотрит, они проявляют милосердие, вбирают в себя исчезающих и в форме белых кубиков выплевывают их, а вот где выплевывают — поди угадай. Я отодвинул в сторону желтую пепельницу, стоял на условленном месте встречи, в свободном от вихрей пространстве, подставив голову под капель живицы секунд, мгновение за мгновением. Смола затекла мне в рот, под язык — сласть с кислинкой. Но тут кто-то прикасается ко мне, теребит за плечо, ведет на прогулку, и снова я оказываюсь за столом, накрытым для завтрака. Такие кафетерии содержат наши помощники, на столах, покрытых скатертями в белую и красную клетку, стоят букеты цветов. Миссионерша, которая садится рядом со мной, запускает руки в свежую выпечку, говорит с набитым ртом, да так тихо, что мне приходится напрячь слух, а потому каждое ее слово приобретает значительность. Надо искать малые проявления жизни, перед кулисами, на краю великих событий, во внешнем завихрении своеобычной круговерти, которая зовется у нас настоящим временем, в нишах и закоулках, где гнездятся будни. На стол подают свежую голландскую сельдь. Миссионерша советует мне отведать, ибо таким путем нёбо возвращает себе ощущение вкуса. Она бормочет текст, который, надо думать, повторяет часто: «Ты — рыба-попугай. Знаешь, что такое рыба-попугай? Это толстенное такое существо с клювом и мощным лбом, оно целиком состоит из челюстной мускулатуры и пищеварительного тракта. Рыба-попугай тут главный хозяин, но живет одиночкой и врагов не имеет, ее сопровождают стаи мелких рыбешек-чистилыликов, они чистят ее, обихаживают, а ведут ее две рыбки-лоцманы. Клювом она выламывает подходящие по размеру куски коралловых рифов, из наших величайших построек, разжевывает мертвых моллюсков, известковые цветы, окаменевшие бороды водорослей, заглатывает огромные куски. В желудке у нее работают щебенчатые гусеницы, работают действенней, чем любая автоматическая почта, отсортированные куски они доставляют ракам-визитерам. Взрослая рыба-попугай снова собирает раков-визитеров и лишь затем приступает к работе. Своими клешнями раки размельчают наиболее грубые куски, используют питательные вещества, переправляют щебенку в пищеварительный тракт, где она размалывается и просеивается. Рыба-попугай исторгает бесконечную нить тончайшего белого песка. Зернышки его, подобранные медузами, переправляются к возникающим островкам, а там попадают на берег; оставшиеся же легонькие частицы достаются маленьким морским конькам и тому подобным созданиям, которые аккурат способны подхватить ножками крупицу минерала. Они всю жизнь плавают по воле волн, а с крупицей в ножках их наконец-то прибивает к берегу. Дальние белые острова, которые образуются так за долгие годы, в сущности, возникают из пищеварительного тракта рыбы-попугая. Берега нашей фантазии суть всего лишь продукт обмена веществ».

По ночам в зале просвечивают белые кубики. Благодаря световым столбам, которые мы размещаем на заднем плане, отчетливо видна непомерная концентрация: вокруг часового механизма лежат мячи размером с человека, мало-помалу разрастающиеся в ячейки и кубы и размещающие свои отводки по всему зданию. Вот и сидящие в кафетерии словно бы охвачены ими. Мне надлежит самолично ощупать молочные стаканы, только так я пойму собственное крушение, собственный провал, собственное кружение и далекое увядание. Любой побег кончается под большими часами, любая уловка ведет в куб, а любой куб содержит веру, постройку, собственный маленький мир. Мы поднимаем крышку, запускаем внутрь руку, чувствуем биение пульса и шевеления. Торопыги, запертые здесь, полагают, будто они и впрямь движутся вперед, топчутся в зеленых и желтых водах, которые от их движений вскипают пеной. А стоит их освободить, они просто-напросто убегают. Авиапассажиры, невесомо покоятся в скоростях, в малых озерах. Счастливым мы позволяем ехать дальше, они ни о чем не думают, ничего не помнят, мы их не освобождаем, они стабилизируют центр. Множество молодых людей, которые устроили сбор под часами, заползают на незримую липучку. Из открытых сумок, из полузакрытых рюкзаков гремит музыка, у каждого свой плеер, свои наушники, свои персональные рельсы. Они очень быстро стареют, их спасают из басовых глубин на мелководье. Пробужденных встречают тепло и потчуют щедро. Зачастую в пустых ячейках обнаруживают личные вещи: таблетки, телефоны, модели поездов, мелочь, эрзац для чего-то целого. Всевозможные жидкости, которые мы вычерпываем, называются алкалоиды, они крепко насыщены миром и быстро отправляются на переработку.

Нулевой столб