Вол и осел при яслях

Вола поражало, когда он видел, как Дева, подойдя к яслям, одаряла Младенца чем-то, отчего тот сразу же расплывался в улыбке. Иосифу, несмотря на его бороду, это тоже удавалось – был ли он просто рядом с ребёнком или играл на флейте. Волу тоже хотелось сыграть что-нибудь. Но ему оставалось только выпускать воздух из ноздрей.

«Мне не хочется плохо отзываться о хозяине, однако я не думаю, что он смог бы своим дыханием согреть Младенца Иисуса, – размышлял вол. – Да, конечно, у него есть флейта, но лишь один на один с ребёнком я чувствую себя спокойно – только в этом случае меня ничто не беспокоит. Младенец становится существом, которое нуждается в защите. И только вол может её обеспечить».

Когда друзья паслись в полях, вол, случалось, оставлял осла.

– Куда же ты?

– Сейчас вернусь.

– Куда ты направился? – настаивал осёл.

– Пойду посмотрю, не нуждается ли он в чём. Знаешь, всё бывает.

– Да оставь ты его в покое!

Но вол возвращался. В стене хлева было нечто вроде слухового окна – позднее, по вполне понятной причине, его прозвали «бычьим глазом», – вот через это окно вол и заглядывал внутрь.

Однажды вол заметил, что Мария и Иосиф отлучились. На скамье – вполне можно дотянуться мордой – лежала флейта. Не слишком далеко, но и не слишком близко от ребёнка.

«Что же я ему сыграю? – спросил себя вол, который если бы и осмелился потревожить слух Иисуса, то лишь только музыкой. – Песню о нашем труде? Боевой гимн маленького отважного быка? Напевы заколдованной тёлки?»

Подчас нам только кажется, что волы жуют жвачку, на самом деле в глубине души они поют.

Вол тихонько подул во флейту, и ему показалось, что отнюдь не без участия ангела раздался столь чистый звук. Ребёнок приподнялся немного, оторвал головку и плечи от ложа, желая посмотреть, что происходит. Однако флейтист не был доволен результатом. Он полагал, что его никто не услышит снаружи. И просчитался.

Как можно быстрее вол удалился от хлева, опасаясь, что кто-нибудь, хуже всего если осёл, войдёт, и невероятно удивится, обнаружив, кто извлекает звуки из маленькой флейты.

– Приходи посмотреть на него, – однажды сказала Дева волу. – Почему ты больше не подходишь к моему ребёнку? Ты так хорошо отогрел его, когда он лежал здесь голенький.

Осмелев, вол совсем близко подошёл к Иисусу, а тот, чтобы подбодрить животное, ухватился обеими ручонками за его морду. Вол затаил дыхание – сейчас оно было бесполезным. Иисус улыбался. Радость вола была безмолвной. Она переполняла всё его тело – вплоть до кончиков рогов.

Младенец переводил взгляд с осла на вола. Осёл выглядел несколько самоуверенным, а вол – при виде тонкого личика, освещаемого внутренним светом, как если бы кто-то в маленьком отдалённом жилище переносил за лёгкими занавесками светильник из одной комнаты в другую, – вол чувствовал себя словно внутри какого-то необыкновенного непрозрачного кокона.

При виде понурившегося вола ребёнок рассмеялся.

Животное не совсем поняло, почему смеётся Младенец. Вол мучился над вопросом, не насмехаются ли над ним. Может быть, отныне надо быть более сдержанным? Или вообще удалиться?

Но Младенец снова рассмеялся, и смех был таким светлым, таким детским, как и полагалось ребёнку, что вол понял – он вправе остаться.

Дева и её Сын часто поглядывали друг на друга, как бы пытаясь понять, кто кем больше гордится.

«Мне кажется, всё так и должно сиять радостью, – думал вол. – Никто ещё на свете не видел столь чистой матери, столь прекрасного ребёнка. Но временами у обоих такой печальный вид!»

Вол и осёл собрались возвращаться в хлев. Внимательно оглядевшись вокруг и боясь обмануться, вол сказал:

– Посмотри на эту звезду, которая перемещается по небу. Она так прекрасна, что согревает мне сердце.

– Оставь своё сердце в покое. Как можно глазеть на что-то, когда происходят великие события, в которых мы с тобой с некоторых пор участвуем.

– Можешь говорить что угодно, но, по мне, звезда движется в нашу сторону. Посмотри, как низко она плывёт в небе. Можно даже сказать, что она направляется к нашему хлеву. А под нею движутся три фигуры, украшенные драгоценными камнями.

Животные остановились перед хлевом.

– Как считаешь, вол, что сейчас произойдёт?

– Ты, осёл, слишком многого от меня хочешь. Я просто наблюдаю за происходящим. Этого более чем достаточно. – У меня свои соображения на сей счет.

– Проходите, проходите, – обратился к ним Иосиф, распахивая дверь. – Разве не видите, что загораживаете вход и мешаете этим особам войти?

Животные посторонились, чтобы пропустить царственных магов. Их было трое, а один, совсем чёрный, очевидно, прибыл из Африки. С самого начала вол стал тайком наблюдать за гостями. Он хотел убедиться, что негр питает к новорождённому только добрые чувства.

Когда Чёрный, который был, видимо, немного подслеповат, склонился над яслями, чтобы лучше разглядеть Иисуса, – в его лице, казавшемся отполированным и блестящим как зеркало, отразился образ Младенца. И столько почтения, столько самозабвенного смирения было в этом лице, что к сердцу вола прихлынула волна нежности.