— Девчонка еще жива, и ее жизненная сила поможет исцелить то, что утрачено. Уйди с дороги!
Демон откидывает меня с легкостью, какой бросают волейбольный мяч. Я бьюсь спиной о стену. И головой. Комната вертится перед глазами.
Я ползу к Инге. Встать не могу. Сразу падаю.
Но что бы я ни сделал — слишком поздно.
Демон протыкает когтями грудь Инги. Вырывает сердце!
Призрак Инги воплощается рядом с уничтоженным телом. Волаглион обхватывает ее горло, поднимает над полом. Вопль. Оглушающий крик. Она горит заживо, рассыпается пеплом. Вокруг демона клубится огненный поток. И он переправляет его на Сару — поток обвивает ее руки, ноги, голову и впитывается под кожу.
Я смотрю на то, что осталось от Инги.
Пыль...
Не могу встать, не могу осознать, не могу принять — я просто никогда не поверю в то, что вижу.
Волаглион уничтожил душу Инги.
***
Не знаю, откуда взялись эти мысли — точно не те мысли, которые возникают, когда умирает дорогой человек — но я обгладываю мертвое тело Инги, увядшее навсегда в потрепанном гниющем кресле, и осознаю, насколько она была прекрасна — удивительно хороша — для этого мерзкого мира, и было бы к лучшему, что она его покинула, не тронутая старостью — отвратительные мысли! — только боюсь... душе моей невесты никогда не увидеть райскую обитель. Демон поглотил ее так же, как вскоре исчезну и я.
— Такова цена, — говорит демон, поглаживая лоб Сары. — За жизнь платят жизнью.
Я не в силах спорить. Даже говорить не способен. Зарыдать — и это не выходит. Я пуст. Хотя...
Одну фразу произношу:
— Сара будет жить?
Волаглион кивает. Сначала на вопрос, потом на дверь, чтобы я убирался.
Другого мне и не остается.
Ничего не видя перед собой, бреду по подвальному коридору: шаг, еще шаг... таинственная дверь вздрагивает голубым свечением и шепчет мне, когда прохожу рядом, но и ее я не слышу.
— Рекс!
Последняя капля. Рон. Он не знает... пока. Трясет меня за плечи, хочет привести в чувства, спрашивает про Сару (пока...), жива ли она (хочется истерично смеяться), что с ее глазами, где гребаный Виса — град вопросов ниспадает мне на голову, и с каждым ударом ноги подгибаются сильнее. Я сползаю на колени. Упираюсь ладонями в холодный бетон. Рон опускается и продолжает меня трясти.
— Что? Что? Говори! — требует он.
— Инга...
Он хмурится.
Конечно, при чем здесь Инга? Любовь всей его жизни где-то наверху, печет торты или мерит воздушные платья, подпевает симфонии Моцарта или завязывает бантики на занавесках...
Инга, Ини, малышка Ини. Всю жизнь претворяющаяся маленькой глупой девочкой, вызывая у мужчин желание защищать ее...
— Рекс! Ты спятил? — орет Рон.
Не удивительно. Я бормочу полную хрень под нос. Сам себе.
— Что с Ингой? — озадачивается он.
— Ее нет.
— В смысле?
— Демон... разорвал... ее душу... и вылечил Сару... или не вылечил...
Я хохочу в истерике.
Рон отскакивает от меня, как от ночного кошмара. И несется в темноту подвала, навстречу тому, что разобьет его давным-давно мертвое сердце.
Чудом я нахожу силы подняться и пойти за ним. За пять метров от двери слышу дикий рев — острый, разрывающий пространство звук отражается от стен и разбивается на миллионы кусков, проскальзывающих во все углы дома сорок семь. Рон стоит на коленях перед креслом, сжимает посеревшую маленькую ладонь Инги. Его мощная грудь вздымается и содрогается.
Я чувствую мимолетную тягу к этому человеку, которого столько времени ненавидел, словно общее горе сплело нас в единый организм, и каждый взрыд Рона призывает меня его подхватить, превратить в тоскливую песнь стаи волков.
Мы с демоном, щетинясь, смотрим друг на друга. И вмиг Рон лягает шкаф со склянками. Кричит:
— Ублюдок! Тварь! Исчадие бездны!
А потом, хватая нож, упавший с полки, бросается на Волаглиона. Молниеносно! Он умудряется вогнать острие по самую рукоятку в бедро демона, когда тот отбивает удар, намеченный в шею.
Тьма оживает, тянется с углов и придавливает Рона к полу, обвивает его конечности, будто кнутами и сдавливает.
Самое ужасное в этой минутной картине было не само зрелище, а то, что я молча стоял и смотрел, не пытаясь помочь. Жалкий трус. Посмешище...
— Двадцать лет ты жил в доме, — властно говорит демон. Щупальца тьмы продолжают сжимать ноги, руки, шею Рона. — А так и не осознал, кем являешься: рабом, исполняющим то, что тебе прикажут, ты плохо усвоил этот факт, да? Что ж... Видимо, пришло время наглядно объяснить.
Волаглион щелкает пальцами, и тьма разрывается на куски — вместе с частями Рона. Демон поднимает каштановолосую голову за гриву. Без тела. Поворачивается и усмехается, вытягивая голову в мою сторону.
То, что осталось от Рона, орет от нереальной боли.
ГЛАВА 21. Вечный пленник
Скоро всё закончится.
Теперь эта фраза выедает мозги ежечасно. Каждая секунда (тик-так, тик-так поют часы) приближает мою смерть — вечную тьму, где нет ни воспоминаний, ни мыслей, ни света. Это даже не смерть. Это хуже, чем смерть. Меня сотрут из реальности, как лишний карандашный штрих, словно никогда и не существовал.