Моя холостяцкая квартира была пуста, в ней ничем вкусным не пахло, как это бывало, когда меня встречала Машка. Я завалился на диван и блаженно откинулся на подушку. Мне нравилось мое одиночество. Я включил телевизор и вскоре тихонько начал дремать под нудную сводку новостей. В этот момент раздался телефонный звонок. Я в сердцах выругался. Это была Нина. Оказывается, она знала и этот телефон.
– Родик! – спросила она. – Ты еще по мне не соскучился?
Я что-то, сдерживая зевоту, пробормотал в ответ.
– Ой! – воскликнула она. – Извини, я, кажется, тебя разбудила.
Я затряс головой, чтобы очухаться.
– Что ты! – бодрячком ответил я. – Просто ты оторвала меня от служебных бумаг.
– Ой, Родик, извини, – не без иронии проговорила она, видимо, не купившись на мое вранье. – Я и забыла, что ты у нас занятой и должен работать, чтобы мой папа платил тебе деньги. Это только я просто прожигаю жизнь.
Тон был игривым, но в последней фразе была капелька горечи.
Мы замолчали. Мне-то говорить и вообще не очень хотелось, и в отношении к Нине я не определился. Видел-то я ее всего два раза, а она уже вела себя со мной, как со старым знакомым. Может, действительно думала, что, если не проявит инициативу, то сам я ее искать не стану. Ведь игрушкой дочери Олигарха я быть не собирался.
В этот момент позвонили в дверь. Что за наваждение такое сегодня, подумал я. По телефону меня вообще-то доставали часто. И по работе, и так. Но чтобы гости, да в такое время…
Я попросил Нину подождать. На пороге стояла Машка. Я ошарашенно на нее посмотрел и удивился – ведь у нее был свой ключ. А потом почему-то испугался. И стоял перед ней с виноватым видом, держа в руке открытый мобильник.
– Привет, Родион, – равнодушно сказала она, но не сделала никакой попытки зайти внутрь. – Прости, ты, похоже, занят. – И она показала глазами на телефон.
Я отрицательно покачал головой и сделал приглашающий жест.
– О чем ты говоришь, – сказал я. – Заходи. А я только договорю.
Машка как будто заколебалась, заходить или нет, но вошла, а я быстро смылся на кухню.
– Нина, извини, сейчас не могу разговаривать. Перезвони позже, – понизив голос, проговорил я.
– Это пришла она? Это был ее голос? – с любопытством спросила девушка, но мне послышалась и ревнивая нотка.
Я рассердился. Да какое твое, к черту, дело, кто ко мне пришел?
– Да, – ответил я, – пришла моя любовница.
И отключил телефон.
Машка сидела на моем месте на диване. По телевизору продолжали передавать какую-то ерунду.
– И кто она? – теперь уже Машка заинтересовалась моими связями с женщинами.
– Не будь дурой, – довольно грубо ответил я. – Это звонили по работе.
– И поэтому ты ушел на кухню? – с сомнением протянула она. – Хотя какое мне, по сути, дело?
У меня в груди непроизвольно екнуло. Что она имеет в виду?
Машка грустно на меня посмотрела.
– Ты как был, так и останешься рассудочным эгоистом. – В ее глазах мелькнула злость. – А я пришла тебя порадовать. Аборт назначен на четырнадцатое, но надо сделать еще какие-то анализы. Я бы не стала к тебе обращаться, но на это нужны деньги. А их у меня сейчас нет.
Я протестующе замахал руками и с опозданием понял, что сделал это зря. Машка распалилась еще сильней.
– Скотина! Обрадовался, что можешь от меня откупиться, чтобы трахаться со своей шлюшкой, – и обличающе указала на телефон.
По-честному, я тоже стал заводиться. Что они все, сговорились что ли? Или пятна какие на солнце высыпали?
Я в упор посмотрел на Машу, а глаза у меня на четверть дедушкины, и та чуть приутихла.
Мы молчали и просто смотрели друг на друга. Наконец, она решилась что-то сказать. Я остановил ее движением руки.
– Молчи! Не пугай тишину звуками, – сказал я. – А еще лучше просто останься.
Но Машка отрицательно покачала головой и ушла.
Я уже закрывал за ней дверь, когда она обернулась и проронила:
– У меня здесь нет зубной щетки. А твоей я чистить брезгую.
Последнее слово всегда остается за женщиной.
Когда на следующий день я шел докладывать о вчерашней встрече с Олигархом Тимуру, то не мог в глубине души не позлорадствовать. Кагановский реагировал совсем иначе, чем он предполагал. А было так. Я честно изложил Науму доводы своего начальника, явно демонстрируя, что это именно Тимура, а не мое мнение. И, как я и предполагал, Олигарх задал мне вопрос:
– Я вижу, Родион Николаевич, что вы не совсем согласны с Тимуром Арсеньевичем. Так что же по этому поводу думаете вы?
Я помялся, как будто собираясь с мыслями, хотя, в принципе, знал, что хочу сказать.
– Видите ли, Наум Яковлевич! Возможно, я не прав, но, с моей точки зрения, доводы Тимура Арсеньевича находятся в плоскости этики, а не бизнеса. Если бы он продолжал настаивать, что проект рискован и мы можем потерпеть убытки, это одно, но говорить, что нельзя давать деньги, потому что есть подозрение, что клиент нечестно их заработал, глупо.