Волчара

– Я приду после девяти. Тебя это устроит? – проговорил я в ответ.

Возня с бумагами меня отвлекла, но и утомила. Наконец я почувствовал, что на сегодня хватит, и со спокойной совестью могу доделать остальное завтра. Посмотрел на часы. Батюшки-светы, было уже четверть десятого, а я даже не удосужился позвонить Нинке. Я уже не говорю о Машке. С той-то было проще. Она знала, что я иногда возвращаюсь поздно, и ужасно ревновала, когда справедливо, а когда и нет, но терпела. Мелкие же разборки со случайным битьем посуды в счет не шли. Кстати, обычно я ей звонил и под каким-то более или менее правдоподобным соусом предупреждал, что задерживаюсь.

Я набрал домашний номер. Телефон долго не отвечал, и я уже подумал, что это ей, а не мне надо оправдывать поздний приход, но, наконец, услышал ее голос.

– Машенция! – сказал я усталым тоном очень занятого человека. – Я тебе не говорил, не с руки было, но у меня здесь совершеннейшая запарка. Мы срочно влезаем в грандиозный проект, который курирует сам большой босс. А документацию поручили готовить мне, как будто не могли найти кого-нибудь помоложе. – Я добавил в голос обиженные нотки. – И вот до сих пор сижу с бумагами и глушу кофе вместо того, чтобы быть дома рядом с тобой.

Возникла пауза. Я живо представил, как Машка на том конце трубки сидит и размышляет, насколько мне можно верить, а я даже и не врал. И поэтому она, может, и не полностью, но на эту туфту купилась.

– Не прибедняйся, Родион, – ответила она. – Не прикидывайся несчастненьким. Это на тебя не похоже. Ты сам рвался наверх и старался стать незаменимым, так теперь за это и расплачиваешься.

Она помолчала, а потом вдруг по-бабски подозрительно спросила:

– А ты часом не брешешь? С тебя станется.

Тон моего ответа был невозмутим.

– Машка, я звоню с мобильника, но рядом рабочий телефон. Хочешь, перезвони на него.

Мое сверхчувствительное, прижатое к телефонному аппарату ухо почуяло, что там вдали волнение на море стало утихать. Цунами прошло стороной. И Машка действительно буркнула:

– Ладно. Это я пошутила. Но ты все-таки там не перерабатывай.

Закончив разговор, я тут же стал звонить Нине.

– Ниночка, – извиняющимся голосом сказал я, – я даже не знаю, как мне просить у вас прощения.

И снова, как и в предыдущем разговоре, возникла пауза, правда, несколько напряженная. Дурак, выругал я сам себя. Ведь она подумала: я позвонил так поздно, чтобы извиниться, что не приду. И я сбивчиво залепетал:

– Ниночка! Я, не поднимая головы и не замечая времени, как придурошный, просидел с бумажками и только сейчас понял, что и опоздал, и не позвонил. Но если ты не очень сердишься и не ложишься спать, я буду рад приехать.

Нина довольно долго не отвечала. Мое опоздание и этот звонок явно ей не понравились, но все-таки я услышал:

– Приезжай.

Я купил шампанское и самый дорогой букет цветов, какой нашел. Нинка была в каком-то простеньком коротеньком домашнем платьице, знаете, из тех, которые нравятся мужчинам своей способностью обнажать женщин в неожиданных, но очень привлекательных местах. Она обняла меня за шею и легонько дружески чмокнула в щеку.

– Спасибо, очень мило, – вежливо сказала она, взяв цветы. Она понюхала букет, оценив его аромат, и равнодушно отложила в сторону.

– Пойдем, ты, наверно, голодный.

На знакомом столе стояла смородиновая настойка и тарелка с бутербродами. Тартинки, всплыло откуда-то из памяти. С икрой черной, икрой красной, семгой, каким-то мясом. В общем, второй завтрак Олигарха. Нинка вышла на кухню и принесла салат из свежих овощей. Видимо, думала, что моему организму не хватает витаминов. Мы с ней выпили по рюмочке, и я захрустел огурцом, но разливающееся по телу ощущение умиротворения и удовольствия мгновенно исчезло, когда Нина неожиданно попросила:

– Родион, расскажи про эту девушку, Марию. Папа говорил мне о ней.

Тартинка – это вовсе не маленький бутербродик, как написано в словаре. Эта дрянь застряла у меня поперек горла как большой бутербродище. Я с трудом сглотнул и сделал глубокий вдох. Во мне начинала закипать злость. Пытаясь отвлечься на что-то другое, я налил себе рюмку и тут же отодвинул ее прочь. Мои кулаки сжались, и я увидел, как на них испуганно посмотрела Нина. Я постарался взять себя в руки, и это мне почти удалось, но темная глыба гнева затаилась в уголках моего сознания.

– Что ты хочешь узнать? – противно резким голосом спросил я. – Что она некрасивая, горбатая, глупая и стервозная баба? Что мне с ней тяжело живется, и я не знаю, как от нее избавиться? Что она никуда не годится в постели? – Я обличающе указал на Нину рукой. – Ты уверена в себе и ждешь, как твой папа, что я по свистку побегу туда, куда меня позовут подобные вам?

В глазах Нины появились слезы. А я все распалялся:

– Думаешь, все можно купит за деньги? Да? Так слушай.

Я встал со стула и раздраженно заходил по комнате. Нина как-то съежилась и испуганно вцепилась пальцами в край стола. Она молчала. На какое-то время замолчал и я, но потом устало заговорил: