Волчара выходит на след

Андрей пригляделся и, задержав дыхание, до хруста сцепил зубы, не давая воли опять перехватившей горло злости. Стоял и слушал, как громко бухает в груди растревоженное сердце, сверля горящим взором своего старого ненавистного врага.

– Но это, братка, еще не все, – где-то очень далеко, едва слышно, опять раздался голос Славкина. И через миг на пол перед Андреем швырнули низкорослого темнолицего китайца. – Вот, Андрюха, это тебе – на сладкое. Господин Ли своею собственной персоной. Ну, можно сказать так – сынишка твоего главного забугорного дружка. У них в гостях… и была твоя Танюшка…

– Вот у них она и была, – вторично повторил Славкин, опустив свою тяжелую мускулистую лапу на плечо Мостовому, будто упорно втолковывая ему, как какому-то желторотому несмышленышу, прописную истину, стараясь, чтобы она как следует дошла до его сознания. – Они ее, сволота желтозадая, и накачали наркотой до полного бесчувствия, чтобы послушнее была.

– Я здесь совсем ни при чем. Я тогда уже учился в Хабаровске, – открыто глядя в глаза Андрею, тихо и спокойно вымолвил Ли Вэйгу. – И я никакой не сын ему. – Хотел, видимо, и еще что-то прибавить, но резко выступивший вперед Краев неожиданно хлопнул его ладонями по ушам. Китаец схватился за голову, согнулся и застонал, а когда через несколько мгновений оторвал от головы узкие худые ладони, на них тускло блеснули темные кровяные крапинки.

– Во гаосу ни пуяо шуо шеме дуаю?[69] – без всякой интонации бесстрастно произнес Краев и добавил на русском: – Не люблю, когда эта сволочь узкоглазая начинает тупо изворачиваться. Привыкли как на базаре – с кристально честной рожей всякую рвань нам втюхивать.

– Да, тут ты прав, Егорыч, – подтвердил Саня. – Этого у них точно не отнимешь. Восток, блин, мать его ети. Ладно, Андрюх, ты извини, братка, но пока они нам еще живыми нужны. Можешь их слегка попинать наскоряк, а завтра я тебе их совсем отдам. Хочешь, секир башка делай, хочешь – на шаурму пускай. Даже скормить их друг другу по чуть-чуть можешь. Я тебе даже покажу, как это делается. – Сказал и отступил в сторону, словно предоставляя Мостовому широкое поле деятельности. Подождал, но, видя, что Андрей по-прежнему стоит без движения, уставившись в одну точку на стене незрячими глазами, поторопил: – Еще раз извини, братуха, но сейчас лишнего времени у нас нет. Счет же на часы пошел. Ну, так ты что, отведешь душу?

Мостовой не ответил, только отрицательно помотал головой.

– Добро. Тогда отложим этот кайф на завтра. Егорыч, толкай их в подпол – и займемся делом.

Снова расстелили на столе огромную склейку, сверху распечатку со спутника. Обступили со всех сторон. И Мостовой вместе со всеми тоже машинально подошел поближе. Остановился, прикасаясь плечом к плечу Семеныча. Громкие чужие слова еще не доходили до его сознания. Гудели где-то вдалеке, как прибитый к рамке дымокуром пчелиный рой. Перехватившая горло ненависть, едкая, как концентрированная кислота, постепенно растекалась по телу и, разбавленная кровью, растворенная в ней, проникала в каждый капилляр, в каждую клеточку, бросая в сильный, но теперь уже вполне переносимый жар.

Вот и случилось то, чего он так долго ждал. Представлял себе в малейших подробностях долгими бессонными ночами. Вера в то, что это все-таки когда-нибудь свершится, произойдет по чистой и праведной воле провидения, поддерживала его все эти страшные бессмысленные годы, помогала держаться на плаву, делать вид, что все еще живет, легко вводя в заблуждение окружающих. Но теперь эта уже хорошо видимая, маячащая перед глазами цель каким-то непонятным, непостижимым образом вдруг начала терять для него былую притягательность. Как будто все эти годы он упорно и упрямо брел и брел за миражом. И только сейчас, прозревая, постепенно начал понимать, что сама по себе эта, казалось бы, выстраданная, вымученная цель на самом деле никогда и не была для него по-настоящему важна. Единственно важным было только это упорное маниакальное стремление к ней. Движение к ней, позволяющее поддерживать гаснущую зыбкую веру в справедливость страшного возмездия.

Теперь, когда осталось сделать последний шаг, он начал понимать, что этот шаг не принесет ему никакого облегчения. Что и после достижения этой выстраданной треклятой цели внутри так будет впредь стоять звенящая пустота. И жизнь его уже никогда не обретет былого смысла.

– Нет. Я не буду нажимать на кнопку, – неожиданно для себя самого произнес он вслух, и все говорившие разом замолчали.

– Что, Андрюха? Что ты сказал? – спросил Славкин.

– Я сказал – взрывайте сами.

– Ну, браток, тебе не угодишь, – желчно обронил Санек. – Ты уж не раскисай, будь добр. Хотя б сейчас. Ну же! Соберись и подключайся.

АЛИНА

– Они исчезли, – сказал Самвел, и на лицо его словно туча набежала. – Совсем пропали. Просто как под землю провалились! Уже целые сутки – ни одного звонка.

– А я говорил тебе, что не надо туда соваться? Говорил, да? Нельзя было туда людей посылать. У них там такая охрана, что сразу же заметят. Наверно, вертолетом их и засекли.