«Я должен сказать вам, что ваши вольности и свободы заключены в наличии правительства, в тех законах, которые наилучшим образом обеспечивают вам жизнь и сохранность имущества. Это проистекает не из участия в управлении, которое никак вам не надлежит. Подданный и государь — это совершенно различные понятия».
Так в средневековье думают почти все. Это — концентрированное выражение монархизма.
«На славу», которая «проистекает не из участия в управлении, которое никак вам не надлежит»? Тогда почему — «намъ»?
Для «Святой Руси» это означает: рюриковичи и русский народ — «совершенно различные понятия».
На Руси нет прецедентного права. Есть — воля. «Воля божья» и «воля трудового народа».
Поскольку без первой вообще, по определению, ничего не делается, то она очень… плюропотентна. Ещё: амбивалентна и изотропна. По нашему фольку: «как дышло — куда повернул, туда и вышло».
А «воля трудового народа», в Галицком эпизоде конкретно — «трудового боярства», была выражена однозначно: «Казнить нельзя помиловать». Куда запятую ставить — решено было заранее.
Дальше демократия в западных русских княжествах будет укрепляться и разрастаться. Потом — татаро-монголы, королевский титул от папы римского, лечь под Польшу…
Пока, в первые дни 1147 года, Давайдовичи поломали основу идеологии монархизма, развалили табу — неприкосновенность рюриковичей. И нетерпеливо ждут: когда ж им принесут голову двоюродного братолюбивого брата.
Свояк со своим огромным табором, с женщинами, детьми, ранеными, разного рода гражданскими, всю зиму голодал в нищих маленьких лесных вятских деревушках и каждую минуту ждал нож в спину от любого прохожего человека. Местного или своего.
Все ж понимают — люди разные. Сумма обещана… офигительная. В качестве вознаграждения выставлено всё имение Свояка.
Поместье? — Из первой десятки на всей «Святой Руси». Табуны — тысячные. Припасы — только по одному эпизоду, описанному в летописи, только мёда — под тысячу бочек. Князь Новгород-Северский весьма не бедный человек был. Соблазн… соблазнительный.
Плюс, естественно, княжеская благодарность от Давайдовичей и прощение «за всё».
— Да и чего ради тут в холоде и голоде помирать?! Всем же понятно: снова подняться князю уже не дадут, а нам-то чего подыхать? Крестное целование? — Ну ты сказанул! Ты на князей русских глянь! Какая присяга?! Какая верность слову?! Это только у нас придурок такой, один на всю Русь, выискался.
Маленькая деталь: о вознаграждении было объявлено вятичам. А вот форма премии — имением, но не серебром — особенно привлекательна для княжьих. Именно этим, ближним, соратникам — и убить князя удобно, и имение его под Новгород-Северским — очень даже пригодиться может.
— А присяга? — А что присяга? Вот как всунут ему нож под ребро, так он напоследок и поймёт, что нечего перед братьями гордиться да хвастать, честью своей приличным людям глаза колоть. Тоже мне: «Пока душа моя в теле, не изменю!». Ну и не надо — просто отделим одно от другого, душу от тела.
Повторюсь: честность даёт свою прибыль. Свояка не сдали. Зато — устроили «основание Москвы».
В апреле 1147 года, в Кучково на Москве-реке, Свояк, проводит уникальную сделку. Напрашивается аналог из Ветхого Завета: «продать первородство за чечевичную похлёбку».
По «лествице» именно он, брат двух последовательных, недавних, законных, коронованных Великих Князей Киевских должен наследовать главный на Руси «стол». А он уступил своё право Гоше, Юрию Долгорукому. Не за корм, не за кусок земли, не за «чечевичную похлёбку» — за возможность мести.
Четыре года взаимной резни в разных местах — Русь-то большая — заканчиваются 12 апреля 1151 года бойней на речке Малый Рутец.
За это время уже и Давайдовичи переругались между собой. Старший, Владимир, князь Черниговский, идёт в бой вместе с Гошей и Свояком. Младший, Изяслав, Изя Давайдович, беспоместный, но очень жаждущий — с волынцами и смоленцами.
Волынцы победили суздальских. Брата Владимира гридни брата Изи поймали в сече и подняли на копья.
Ай-яй-яй! Как не хорошо! Грех-то какой! Братоубийство!
Но… Изя же умный, Изя понимает разницу: что надо делать — это одно, как надо выглядеть — другое.
«И нашёл он на поле битвы тело брата своего родного, оплакал слезами горючими, омыл раны кровавые. Отвёз в град отеческий — славный град Чернигов и похоронил там с почестями».
А сам сел в Чернигове князем.
В Чернигове — сам. А вот Вщиж… Брат Володя успел жениться. И сынок у него есть. Маловат, правда. Вот пусть дитятко и будет Вщижским князем.