Конча очень хочет дружить. Со мной у него не получается — я его насквозь вижу. Так он за Алтана взялся. Подарил ему наложницу-аланку. Мальчик прибежал, аж светится от радости. Он что, женщин не видел? Или аланок? Мда… Молодых аланок не видел. Это правда. Мы туда давно в набег не ходили. Ну и что? Бабы все одинаковы! А он…
Пришлось указать. Если Конча хочет быть вежливым, то он должен сделать подарок главе дома. Мне. И, если я сочту подарок подходящим, достойным, то попробую эту наложницу. Если решу, что мне она не подходит, а сыну подойдёт, то передарю девку Алтану. Или Конча не знает наших обычаев?
Алтан тогда разозлился страшно. Побежал к себе, оттуда пригнали эту аланку. Ну, посмотрел. Тощая, чёрная. Мне не интересно. Отправил назад сыну. Так тот её тут же зарубил! Лучше бы отдал нукерам. Хотя тоже нельзя — подарок отца нельзя сразу отдать слугам. Но и рубить наложницу саблей… неприлично это.
— Другой же известный способ применили гунны Атиллы против греков, когда брали Дербент. Разделившись на две части подступили они к городским стенам, и, пока одна часть воинов быстро метала во множестве стрелы, не давая грекам даже и головы поднять, другая же устремилась с лестницами и, поднявшись по ним, кинулась на оставшихся защитников с мечами.
Просветитель ты наш. Кахетинского разлива. Это обычный способ любого лучного народа. Азбука. Только Дербент — Железные Ворота брал не Атилла. Он тогда ещё не родился. И даже не его род. Его род с греками дружил. Пока на Дунай не вышел. А тех, кто вот так Дербент брал, а потом всё Закавказье выжег — род Атиллы в степи поймал. И — порезал. Ослабевших и отягощённых добычей. Очень удобно: и из-за гор добычу сами принесли, и собственные становища отдали.
Только ни на Атиллу, ни на его противников ты, Конча, не тянешь: лестниц у нас нет. И делать их такой длины, чтобы достать изо рва до вершины стены, мы не умеем. А уж погнать на них людей наших…
Где ты видел лестницу в юрте?! Полководец из сакли… Землееды постоянно лазят по лестницам. На крышу — поправить солому, на сеновал — скинуть сено, в погреб — достать припасы.
Хан-баши дворцовых ступенек! У меня большинство воинов ни разу в жизни не лазили на лестницу! Их надо сперва этому научить. Идиот.
— А что скажет сильный среди мощных хан Берук?
Давай, Беру, убей нас всех полётом твоей мысли.
— Нынче ночью явились мне предки. И долго наставляли меня по заботам народа моего. И скота моего. И похода… нашего. И понял я: нам надлежит оставить небольшой отряд у города, чтобы не вышли оттуда враги наши, и распространиться по земле сей, подобно пожару в степи. И разграбить её, и взять и запасы местные, и вещи дорогие, и коней, и полон, и скот. И гнать в становища мои… наши. А после же вернуться, когда защитники сего города ослабеют от голода и воля их истончится. И взять город, и выжечь его, и приторочить к сёдлам своим золото, и серебро, и…
Ага. Это круто он завернул. Мудрый предводитель недодохшей орды. Вообще-то, Изе город этот нужен, чтобы в нем князем сесть. А ты, мудрец отарный, хочешь ему пепелище оставить. И ещё: Свояк осторожен, но очень не трус. Если он увидит, что под городом стоит только малый отряд, он вылезет и этим… сторожам… только перья полетят.
— Мы не услышали ещё голос умнейшего среди мудрых, благородного среди благороднейших, внука великого хана. Говорил ли с тобой, хан Боняк, твой вещий предок, подобно предкам могучего Берук-хана? Предвещал ли он нам победу и каким образом?
Кха… Изя играет нами как слепыми щенками. Льёт мёд в уши. И одновременно — яд. Когда он вспомнил о великом деде, Конча аж надулся. Кто ещё более велик, чем хан Шарук? Тогда «мудрейший» и «благороднейший» — конечно он, Конча.
Но есть и ещё. Мы оба — внуки великих ханов. Только ты мне сам во внуки годишься. Изя поссорить нас хочет? А давай! Я стар, но мой ум и мой язык — не затупились! Попробуйте горяченького. Только нарушьте клятвы, только дайте мне явный повод — и я уведу людей!
— Стоит ли тревожить покой предков по такому мелкому делу? Не лучше ли обратиться к ныне живущим? К тебе, например, князь Изяслав Давыдович. Когда собирались мы в поход, то каждый взял на себя свою долю тягот. Я привёл восемь сотен бойцов, Беру — полторы тысячи. Ты не мог выставить такую дружину, и мы отнеслись к твоей слабости с пониманием. Но ты пообещал, что твои союзники помогут взять Чернигов, что твои должники откроют ворота города. Пришло время исполнить обещанное, князь. Прикажи своим людям этой ночью открыть ворота. Я сам поведу своих храбрецов в город. И к утру голова твоего врага будет торчать на колокольне собора.
Как его перекосило. Только ведь была клятва. На мечах клялись. Я тогда добился, чтобы и ты, князь, клялся не на непонятных книгах и крашеных досках — на своём мече. Исполни сказанное, или клинок твой треснет, в прах рассыплется, ржой красной изойдёт. Не можешь? Пообещал и не сделал? Не хозяин своему слову? Тогда и наши клятвы тебе…