Волчата голодны всегда

Весь класс, увлеченный темой собрания, ручейком перетек из кабинета в актовый зал. Каждый старался занять места поближе к сцене, на которой собирался выступать их кумир-одноклассник. Георгий посмотрел на часы. У него в запасе еще оставалось полтора часа до похорон Федора. Гонимый практическим интересом, несмотря на угрозу Малахитова, он решил зайти в зал и послушать, о чем там будут говорить.

– Сегодня для нас всех наступает самый важный день, – зайдя на трибуну, сразу приковал к себе внимание старшекласников Малахитов. – Именно сегодня определится, кто мы – свободные люди или рабы своих родителей! Нам предстоит главная схватка за свои права! И мы ее не можем проиграть.

– Мы победим! Разнесем старичье! – раздались выкрики из зала.

– Школьный учебник истории учит нас определению революционной ситуации, при которой низы не хотят жить по-старому, а верхи не могут, – поднял руку Малахитов, призывая аудиторию к тишине и вниманию. – И у нас назрела точно такая же ситуация. Мы не хотим больше подчиняться их произволу, а они не могут дать нам то, на что мы имеем полное право, – свободу и независимость. Да здравствует наша революция! Революция против отцов!

– Револю-ци-я! – стал скандировать зал.

Георгий, обеспокоенный агрессивной атмосферой молодежи и ее кровожадным настроем к родителям, встал с места и направился на выход.

– Вот, предатели нашей революции уже побежали в стан врагов, чтобы предупредить их о наших действиях, – указал Малахитов пальцем на уходящего Георгия. – Пусть с ним уходят и другие крысы, если они есть среди нас.

– Предатели – те, кто забывает, кто произвел их на свет и вырастил, – обернувшись лицом к Малахитову, ответил ему своим обличением Георгий. – Я лишь люблю своего отца и мать. И не только не хочу присутствовать на этом гадком сборище, но еще пойду на крестный ход и буду стоять плечом к плечу со своим отцом.

Под влиянием его слов несколько ребят и девушек встали со своих мест и под свист и улюлюканье быстро покинули горячее место. Длинный с самыми активными сторонниками Ника стали на-двигаться на Георгия, ожидая только команды Малахитова наброситься на него с кулаками.

– Не трогайте его, – усмехнулся Малахитов. – Он же сказал, что будет с «крестоносцами», вот там мы с ним и посчитаемся.

После ухода ничтожной оппозиции собрание сформировало отряд, который должен был слиться с силами омсовцев на крестном ходе. Командиром назначили Серегу Длинного, который тут же включился в инструктаж своих бойцов, объясняя им задачу по разгону церковного мероприятия. Николай Малахитов, откинувшись в кресле, с удовольствием наблюдал за брожением среди одноклассников, которые подначивали друг друга, демонстрируя свою готовность «отработать» в полночь со всей жестокостью. Ник подумал, что все складывается наилучшим образом, несмотря на завтрашний приезд его отца. Завтра Малахитов-старший приедет совсем в другой город. Где он, во-первых, никто, во-вторых, без средств, в-третьих, власть в городе уже будет принадлежать Нику и созданной им системе молодежной самообороны, которая уже превратилась в инструмент силового решения всех проблем. Теперь отцу и в голову не придет применить к своему сыну силу, даже несмотря на то, что тот пытался лишить его жизни. Он еще будет просить его отдать хоть что-нибудь из имущества и денег. А мать, когда выйдет из клиники… Та и вовсе сойдет с ума, узнав, что все заработанное ею за долгие годы ведения бизнеса утеряно безвозвратно. Империя «Хозяйки Медной горы» рухнула. И в бывшем ее городе теперь правит империя ее сына. Она пожалеет, что не защищала его от побоев отца.

Из зала вышли все, оставив Ника одного. Приятные мысли навеяли Николаю дрему. Неожиданно в его голове промелькнула мысль об Анжеле, и сладкая дрема пропала. Малахитов выругался. Его угнетала ситуация с девушкой. Несмотря ни на что, вопрос с ее беременностью оставался висеть на нем пудовыми гирями. Николая мучило сознание того, что он является проигравшей стороной, которого к тому же провела собственная девка и поповский сын. Это обстоятельство призывало к жестокой мести, которую Ник тщательно спланировал и которой суждено было сбыться уже через несколько часов. Сохранившиеся чувства к Анжеле не помешали Малахитову-младшему предусмотреть в этом плане самые суровые меры к ней, вплоть до лишения ее жизни. Перед ним стоял один главный жизненный лозунг, ради которого он переступил через свои чувства к девушке: «Никаких детей!»

Его мысли были прерваны появлением Кузьмы Сергеевича Обносова. Тот шел в сопровождении сотрудников своего избирательного штаба, но в дверях попросил их остаться снаружи, а сам, плотно притворив двери в актовый зал, направился к Нику. Все его действия говорили, что у него есть серьезный разговор – в противном случае кандидат в мэры города вряд ли бы меньше чем за сутки до начала выборов оторвался от своих предвыборных дел.

– Здравствуйте, Кузьма Сергеевич, – подчеркнуто иронично поздоровался с ним Николай, впервые в жизни назвав его по имени-отчеству.