Волчье кладбище

– Мистер Карлсен! – иронично вежливо начал Кочински. – Не будете ли вы так любезны оторвать ваш чистопородный скандинавский зад от нашего низкопробного продуваемого подоконника и обратить ваше бесценное внимание на недостойнейшего из недостойных в этой жалчайшей обители!

– Одну минуту, – сказал Адам.

Он приподнял брови, вид у него был озабоченный.

– Понимаете, у меня долго не выходил чертополох.

Адам показал рисунок.

– Ваши британские растения на редкость упрямы.

– Я обещаю поговорить с ними, – сказал Кочински. – Если откажутся быть проще, мы непременно их выкорчуем из Роданфорда и посадим другие. Надеюсь, вы меня понимаете?

Его лицо было красным. Он медленно, но верно закипал.

Адам повернул голову и поправил круглые старушечьи очки.

– Конечно. Я считаю чертополох возмутительным. Его не стоит сажать так близко к прохожей части.

Хлопнув тетрадью о подоконник, Адам спрыгнул на пол. Вновь поправил очки. За девять лет я научился распознавать смысл этого жеста в разных случаях. Сейчас он говорил: «Надеюсь, ваше появление имеет смысл, в противном случае вы напрасно тратите моё время».

– Мистер Дарт заходил к вам? – спросил Кочински, напрягаясь.

– Конечно, сэр. Он весьма точен в исполнении всех ваших указаний, – сказал Адам.

– Могу я узнать, что вас так отвлекло, что вы намеренно отказались от посещения нашего пустякового собрания? Неужели всему виной чертополох?

Адам удивился.

– Сэр, вы в самом деле хотите это знать? – спросил он.

– Отчего вам кажется иначе? – скрипнул зубами Кочински.

Адам пожал плечами.

– Утомительно, должно быть, всё знать.

– А вы считаете, я знаю всё?

– Уверен, сэр, вы знаете абсолютно всё, что обязан знать руководитель такого масштабного учреждения, что уже немало. Поэтому не пойму, к чему вам информация о том, в каком направлении растёт сорная трава – на север или на юг? Вы же не ботаник. Сэр…

На лбу Милека Кочински выступили капли пота.

– Кроме того, мистер Дарт сообщил мне причину собрания.

– И вы нашли её недостойной вашего присутствия?

– Наоборот, я считаю такие собрания весьма полезными. В прошлый раз, к примеру, когда пропал кот мистера Секвойи, мы узнали, что ваш сын, сэр, прекрасно готовит кошек. Вы сами сказали за обедом, что еда была прекрасна.

Кочински побелел. Я уже с интересом и любопытством наблюдал за поединком. Прежнего беспокойства как не бывало. Кочински – слабак против моего Адама.

– А семестром ранее, – спокойно продолжал белобрысый, – когда вы сослали нас чистить отхожие места за потасовку в лаборантской, ваш сын наглядно продемонстрировал непереносимость старинным гобеленом бензотриазола и курения в аудитории. Вы многое узнаёте о Тео на таких собраниях, сэр. Это замечательно. Там, откуда я родом, связь отца и сына не так сильна и по большому счёту заметна лишь по фамилии.

Милек Кочински отвернул голову, сосредоточив взгляд на стуле.

– Поэтому я остался в своей комнате.

– Поэтому? – Кочински вытянул лицо.

– Я решил, что сегодня побуду вашим спасательным кругом, тем более мне не терпелось подобраться к чертополоху более основательно.

Адам поправил очки.

– В прошлый раз у вас уши горели, сэр, – объяснил он. – Мне стало вас жалко, вы словно хотели сквозь землю провалиться. Я в этот раз остался в комнате, чтобы в критической ситуации вы имели бы достойный повод, не теряя лица, исчезнуть с собрания куда-нибудь подальше от очередной выходки Тео. И как я понимаю, сэр… ваши уши…

Я машинально посмотрел на предательские уши проректора – их будто бы в малиновое варенье окунули.

Кочински заметил мой взгляд, он растерялся, как школьник.

– Вам же требовалась соломинка, сэр? – говорил Адам куда-то в пол.

Затем он поднял голову с зачёсанными набок светлыми, как выжженная на солнце спельта[22], волосами, добавив:

– По правде сказать, я завидую Тео. Если бы вы были моим отцом, я не посмел бы вас в чём-то обвинить. Если только не существует статьи закона о чрезмерности отцовской любви. Я не знаю. В этом у меня нет опыта.

Я закусил губу. Адам поразил меня. Он лгал, намекая, что отец его не любил. По крайней мере, я так понял. Мне всегда казалось, Адам злился на отца за то, что тот не взял его с собой в Сопротивление, что его, Адама, в десять лет не поймали и не убили фашисты.

Ещё мне показалось, что этим выпадом Адаму удалось переманить Милека на свою сторону. Теперь, по идее, они должны были сопереживать друг другу.

Глава 4 Откровение Кочински

Кочински, наконец, присел. Вид у него был поражённый, как у гроссмейстера, проигравшего партию сопляку. Он расстегнул пуговицу на твидовом пиджаке, упёрся рукой в колено. Глубоко вздохнул, словно расправляя своё помятое проректорское достоинство.

– Слеп тот, кто отказывается видеть, сэр, – вдруг резко поменял тон Адам.

Кочински поглядел на меня исподлобья.

– Монстр, говорил я тебе, Гарфилд. Сущий монстр.