Волчье лето

— Передайте привет Томпе! — услышала она, когда уже взялась за дверную ручку. Она замерла. Никто не называл ее мужа «Томпа». Как близко они на самом деле знакомы с УВ? Что он хочет ей сказать этой короткой прощальной фразой? Помимо явной демонстрации того, что знает ее и за кем она замужем. Она решила не заниматься интерпретацией и распахнула дверь. «К Элизе» провожала ее, когда она покидала мастерскую и направлялась домой.

УВ дождался, пока дверь закроется, и удостоверился, что Ханна не войдет снова, прежде чем дать волю раздражению и беспокойству. С тех пор, как он отмотал срок, они оставили его в покое. Важно, чтобы так продолжалось и дальше, чтобы все знали, что он завязал и теперь ведет благопристойную жизнь среднестатистического шведа. Он не хотел, чтобы у него тут разгуливала легавая. Не мог себе позволить.

Прицепятся ли они к тому, что он так поздно был на работе?

Начнут следить? Опять в чем-то подозревать?

Его бы не было в мастерской в такое время, если бы не необходимость, если бы страховая не выдала «новое заключение».

Ничего не изменилось.

Ловиса не могла держать голову, разговаривать, смеяться, она почти ничего не видела, питалась через зонд и страдала эпилептическими припадками, иногда по несколько раз за день. В четыре года она во многих отношениях была менее развита, чем новорожденная, и все равно им сократили часы ухода. Они со Стиной оспаривали решение и ругались с муниципалитетом, со всеми, но бесполезно, поэтому им пришлось искать выход. Заниматься делами посменно — кто-то один всегда дома с Ловисой, сутки напролет.

Ничего не получилось.

Стина заболела, с полставки ушла на частичную занятость, а потом вообще на больничный. Он пытался работать столько, сколько мог, но они еле волочили ноги, так что при необходимости платили за услуги помощника.

Что случалось часто. И стоило дорого.

Дела в мастерской шли хорошо, но денег нужно было больше, чем можно заработать на ремонте, замене шин и масла. Поэтому когда они оказались совсем на мели, он связался со своими старыми знакомыми из Финляндии и возобновил деятельность.

В меньшем объеме. Больше никаких наркотиков.

Сейчас дополнительный доход шел в основном от автомобилей, таких как этот «Мерседес» седан S-класса, который он ремонтировал, когда пришла полицейская. Разбитый в США зимой, выкупленный страховой компанией, проданный и отправленный в Европу. Пока все совершенно легально. УВ приводил такие машины в порядок, чаще всего с помощью ворованных запчастей, и выводил на шведский или финский рынок. Продавал их как подержанные, то есть с соответствующими недостатками. Никто не узнает, что машина была металлоломом во Флориде несколько месяцев назад. Большие деньги это не приносило, но было не лишним.

Потом зашла она, легавая. Спросила о повреждениях при столкновении.

Он решил подождать еще день, посмотреть, как будут развиваться события. Какой-то информацией он обладал, но не знал, что с ней сейчас делать. Единственное, в чем он уверен, — нельзя снова загреметь в тюрьму. Стина и Ловиса без него не справятся.

Обнаженная, она вылезла из кровати и направилась в ванную. Она знала, что он смотрит на нее. Они занимались сексом. Она была хороша в постели, научилась этому так же основательно, как и всему остальному. Он оказался лучше, чем она ожидала.

Катя положила на него глаз в баре отеля. Бизнесмен, иностранец. Возраст около сорока пяти лет, незамысловатая внешность — карие глаза, аккуратно подстриженные темные волосы, трехдневная щетина, странный пиджак поверх светло-голубой расстегнутой у ворота рубашки, он более-менее следил за собой. Сидел один с компьютером. Прежде чем подойти, она быстро оценила, нет ли кольца. Ее не волновало, изменяет ли он кому-то, но всегда проще, когда не нужно принимать такое решение. В худшем случае они бы передумали поздно вечером, а ей не хотелось тратить на него время, если окажется, что он не собирается с ней спать. Она подошла и по-английски спросила, свободно ли место напротив, представилась Надей.

Его звали Симон. Симон Нур.

Как оказалось, из Мюнхена.

— Я немного говорю по-немецки, — сказала она с сильным русским акцентом, в котором не было необходимости. По-немецки она говорила бегло и без акцента. И на еще пяти языках, а объясниться могла еще на шести или семи. С наигранной радостью от возможности потренироваться она продолжила говорить по-немецки, сделала пару простых ошибок, над которыми он посмеялся и исправил ее. Она спросила, можно ли его чем-то угостить, но он угостил ее сам.

— Бокал белого вина, пожалуйста.

Он взял пиво. Они чокнулись над его захлопнутым ноутбуком. Она оживленно улыбалась и непринужденно продолжала диалог. Очевидно, он считал себя совсем не парой ей по внешности, и искренняя радость от ее присутствия выдавала, что он не верит своей удаче. Все-таки или скорее как раз поэтому он колебался, когда пару часов спустя она предложила ему где-нибудь уединиться.