Волчье лето

На последнее мало надежды. После недель без осадков дорога высохла и затвердела. Она прошла еще пару шагов вдоль канавы и внезапно остановилась, нагнувшись.

Обломки. Разноцветные.

Прозрачные белые, красные и желтые.

Она удержалась от порыва поднять их, но была достаточно уверена в том, что это обломки от автомобиля. От фар, габаритных огней и указателя поворота. Что говорило о повреждениях как спереди, так и сзади.

Значит, два автомобиля.

Ханна спустилась в канаву. Колени напомнили о себе, когда она присела на корточки у торчавшего со стороны леса камня. Темно-синий след на одной из граней. Эмаль с автомобиля. Невозможно определить, как давно она тут, но непосредственная близость к разбитому стеклу позволяла предполагать, что краска появилась тут в это же время.

Ханна встала и осмотрелась, как будто пустая дорога могла поведать о произошедшем что-то еще. Порыв ветра из леса принес отрывок разговора Гордона с полицейскими в Лулео. Она знала, что иногда торопится с выводами, но в данном случае была все-таки довольно уверена в себе.

Никто специально не приезжал сюда, чтобы избавиться от тела.

Столкнулись две машины, кто-то погиб и человек из другого автомобиля решил быстро избавиться от тела. Приволок его в лес, как смог, прикрыл, чтобы не видно было с дороги, и поехал дальше.

Ханна остановилась. Оба автомобиля исчезли.

Значит, во второй машине находилось минимум два человека. А может, и нет. Один человек мог сначала отогнать свою машину, потом вернуться и уехать на машине жертвы. Не очень правдоподобно, но вероятность такая есть — на местных пустынных дорогах можно часами оставаться никем не замеченным.

Ханна была вынуждена признать, что единственное, в чем она точно уверена — мужчина мертв, а кто-то, один или несколько, постарались сделать так, чтобы никто не нашел тело. И его, возможно, никто бы и не нашел, если бы кому-то не пришло в голову отравить двух волков в паре миль отсюда.

Катя ждала.

Она умела ждать.

Провела бóльшую часть взросления, занимаясь именно этим. В ней отпечаталась идея, что терпение — это путь к успеху. Она знала, чтобы скоротать время, другие старались ни о чем не думать. Полностью очистить голову, уйти в себя.

Но не она. Ей слишком быстро становилось скучно.

Поэтому она бродила по незнакомой квартире. Две комнаты с кухней на седьмом этаже одиннадцатиэтажного дома на окраине Санкт-Петербурга. Она уже побывала в маленькой спальне, посидела на односпальной кровати с вязаным покрывалом и двумя диванными подушками, с любопытством поизучала немногочисленные предметы на тумбочке, которые дали ей понять, что в квартире живет верующая женщина, нуждающаяся в очках для чтения и на первый взгляд не имеющая активной половой жизни.

На комоде у окна — фото знакомого Кате мужчины.

Станислав Кузнецов.

Там, перед старинным настольным зеркалом, лежала косметика. Не задумываясь, она начала переставлять ее так, чтобы предметы располагались по размеру: отдельно круглые, отдельно четырехугольные, три помады — по цвету, от светлой к темной, и одновременно смотрела в окно на другие одиннадцатиэтажные дома, окружавшие двор, где не хватало деревьев и зелени, чтобы он стал привлекательным для кого-то кроме тех, кто чувствовал необходимость приводить детей на безликую, видавшую виды площадку в центре.

Нижнее белье, чулки, сорочки, шали и платки — в двух ящиках комода. Катя потратила несколько минут, складывая их и помещая в аккуратные стопки, прежде чем открыла шкаф.

Платья, блузы и юбки.

Не очень много всего. Она быстро перевесила вешалки, так чтобы разные предметы висели вместе, слева направо: блузы, юбки, платья. Взглянув напоследок на ничем не примечательные картины на темно-зеленых стенах, она покинула спальню и вошла в гостиную.

Трехместный диван, явно сделанный в 90-х, с покрытым пятнами журнальным столиком перед ним. Под столиком — ковер с длинным ворсом приглушенного зеленого цвета. Просиженное кресло. Все повернуто к телевизору на стене и книжному шкафу, загроможденному томами и с фотографиями в рамках, как она полагала, членов семьи или дальних родственников.

Катя наобум взяла альбом и села в кресло. По ее догадкам, снимки были сделаны в 70-х, поскольку мальчик, должно быть, Станислав, выглядел лет на шесть-семь. Он и его старшая сестра присутствовали на большинстве фотографий, иногда вместе с мужчиной, их отцом, как думала Катя. Она знала, что восемь лет назад он погиб в автокатастрофе. На одном из снимков он стоял в дверях домика где-то в деревне и щурился на солнце, закрывал глаза рукой и широко улыбался.

Внезапно у нее в голове всплыла фотография с мужчиной, которого она много лет звала отцом. Он тоже стоял в дверях, никакой улыбки и уж точно никакого солнца.