– Не будет вассалом… Она не дышит! О чем вы говорите, сумасшедшие?! Разве вы еще не поняли?.. К чему ваши замки и феоды?! Ее глаза закрыты, и сердце больше не бьется… Она не ваша дочь! Она моя! Ведь правда, мое дитя?.. Ведь правда, моя единственная возлюбленная?.. Она вас не знала! Вы убили ее! А я был ей и отцом, и учителем, и мужем… О, как же я люблю ее! Вся моя душа изорвалась в кровавые клочья от этой мучительной страсти… Разве это вы смотрели, как она тихо шевелила губами, разбирая арабские буквы?.. Разве вы играли с ее мягкими волосами?.. Разве у вас на груди она прятала свое пылающее личико?.. Бланш, мой трепетный ангел, я не вынесу жизни без твоего чудесного голоса! Дитя, я больше его не услышу! Я больше не осыплю тебя поцелуями! О, твой крохотный ротик… я больше не смогу его коснуться!..
– Пойдемте, – с усилием произнесла баронесса де Кистель. – Оставим это уродливое чудовище…
И, словно толпа черных теней, люди медленно стали покидать сумеречную дорогу. Угасли последние факелы, и кромешная тьма нависла над миром.
– Неужели вы не видите, что это вы чудовища! – крикнул обезумевший сарацин им вслед. – Женитесь! Радуйтесь! Стройте на ее смерти ваше черное счастье! Ваши дети возненавидят друг друга! Волчье Логово и их отравит своим вековым ядом! Вы не люди, вы звери и призраки! И ваши дети станут такими же! Все мы навеки прокляты! Только у меня было единственное дитя… И вот я держу ее холодный прах… Так будет и с вами! Единственное дитя, как же я люблю ее, Господи!
Он снова наклонился к безжизненному телу, покоившемуся у него на коленях и, поцеловав ее в лоб, тихо зашептал:
– Здесь мы будем спать с тобой, девочка… Я буду охранять твои сны. Мы увидим солнечный Аль-Андалуз… Там так красиво! И там никогда не бывает холодно…
Он осторожно снял ее с колен, лег рядом с ней, устроил голову девушки у себя на груди и закрыл глаза. Было темно и тихо. Их обступали чарующие и пугающие звуки ночи… Холодные лучи луны серебрили пустынную дорогу, на которой спали нечеловеческим сном безумный сарацин и его мертвая невеста…
XLV. В склепе
От сырых стен монастырского склепа веяло жутью и потусторонним холодом. Мерцающий огонек единственной свечи, стоявший на каменном надгробии, освещал застывшее лицо девушки, лежавшей в темной гробнице. Черты ее заострились, кожа пожелтела, под глазами лежали чудовищные черные тени. Но в круге света, отбрасываемом на него свечой, это спокойное и просветленное лицо все еще хранило в себе что-то непостижимо прекрасное. И даже первые следы разрушения и дыхание смерти не могли уничтожить странный внутренний свет, исходивший от этого полудетского, невинного и порочного лица…
Рядом с открытым гробом на коленях неподвижно стоял Юсуф в изорванной, испачканной ризе и пристально смотрел в лицо умершей.