Читаем Волчье солнце полностью

Волчье солнце

Анастасия Рогова , Бенедикт Константинович Лившиц

Не тонким золотом МириныИзнежен дальний посох твой:Кизил Геракла, волчий вой –О, строй лесной! о, путь старинный!Легка заря, и в лог звериный,Апостольски шурша травой,Юней, живей воды живойБолотные восходят крины.Усыновись, пришлец! Давно льРучьиные тебе лилеи?Лукавый моховой король,Ютясь, поникнет в гоноболь,Когда цветущий жезл ГилеиУзнает северную боль…

Давиду Бурлюку

Сродни и скифу и ашантию,Гилеец в модном котелке,Свою тропическую мантиюТы плещешь в сини, вдалеке.Не полосатый это парус ли,Плясавший некогда рябо,Прорвавшись в мюнхенские зарослиНа пьяном корабле Рембо?Несомый по морю и по лесуЧетырехмерною рекой,Не к третьему ль земному полюсуТы правишь легкою рукой?Проплыл – и таешь в млечной темени,Заклятья верные шепча:Сквозь котелок встают на темениПророческие два луча.

Николаю Кульбину

Сонет-акростих

Наперсник трав, сутулый лесопытИскусно лжет, ища себе опоры:Коричневый топаз его копытОправлен кем-то в лекарские шпоры.Лужайка фавнов; скорбно предстоитАреопагу равных скоровзорый:«Южнее Пса до времени сокрытКанун звезды, с которой вел я споры».Умолк и ждет и знает, что едваЛь поверят фавны правде календарной…Бессмертие – удел неблагодарный,И тяжела оранжевая даль,Но он, кусая стебель в позолоте,Уже вздыхает о солнцевороте.

Люди в пейзаже

Александре Экстер

I

Долгие о грусти ступаем стрелой. Желудеют по канаусовым яблоням, в пепел оливковых запятых, узкие совы. Черным об опочивших поцелуях медом пуст осьмигранник и коричневыми газетные астры. Но тихие. Ах, милый поэт, здесь любятся не безвременьем, а к развеянным облакам! Это правда: я уже сказал. И еще более долгие, опепленные былым, гиацинтофоры декабря.

II

Уже изогнувшись, павлиньими по-елочному звездами, теряясь хрустящие в ширь. По-иному бледные, залегшие спины – в ряды! в ряды! в ряды! – ощериваясь умерщвленным виноградом. Поэтам и не провинциальным голубое. Все плечо в мелу и двух пуговиц. Лайковым щитом – и о тонких и легких пальцах на веки, на клавиши. Ну, смотри: голубые о холоде стога и – спинами! спинами! спинами! – лунной плевой оголубевшие тополя. Я не знал: тяжело голубое на клавишах век!

III

Глазами, заплеванными верблюжьим морем собственных хижин – правоверное о цвете и даже известковых лебедях единодушие моря, стен и глаз! Слишком быстро зимующий рыбак Белерофонтом. И не надо. И овальными – о гимназический орнамент! – веерами по мутно-серебряному ветлы, и вдоль нас короткий усердный уродец, пиками вникающий по льду, и другой, удлиняющий нос в бесплодную прорубь. Полутораглазый по реке, будем сегодня шептунами гилейских камышей!