Волчье солнышко

Перед ним стояла очаровательная почтмейстерша. Савин отпустил банальный комплимент, тут же забыл его, расписался и получил большой синий конверт. Захлопнул дверь, вернулся к столу и только теперь проснулся окончательно. На часах – двенадцать с половиной. Похоже, он проспал короткий тихий дождь – крохотный газон под окном влажно поблескивал. Диана, вспомнил он. Зверь – который не зверь. Автоматная очередь. Он скрючился на стуле, прижался лбом к колену, пытаясь смять, погасить вставшее перед глазами видение – на всех парусах уплывал в туман сказочный корабль, а с ним ответы на вопросы, касавшиеся только его, такого восхитительно бронированного, такого, оказывается, открытого для простых человеческих чувств. А скачка продолжалась, гремели копыта, враг был настоящим, пули тяжелыми, цель не оправдывала средств, но, безусловно, оправдывала усилия.

Он разорвал конверт, вытряхнул бланк фототелеграммы. Размашистый знакомый почерк Рауля: «Приезжай немедленно, жду в Монгеруэлле, кое-что прояснилось». Подписи не было.

Савин поднялся. Восторга он не чувствовал – отгорело. Он спустился вниз, пробегая мимо конторки, ловко повесил на ходу ключ, выскочил на крыльцо. Поежился, запахнул куртку. Обрывки серых облаков плыли над городком. Он шагнул к «гарольду».

– Мистер Савин! Эй!

К нему вприпрыжку бежал второй законспирированный полицейский агент – плащ расстегнут, шляпа едва держится на затылке. Четверо горожан, стоявшие на углу, проводили его внимательными взглядами. Савин, посмотрев на них, подумал, что впервые видит на улице такое скопление местных жителей…

– Мистер Савин! – полицейский подбежал и схватил его за рукав, словно боялся, что Савин задаст стрекача. – Я стучал, вы не открыли, я думал, вы ушли… Роб…

Он захлебывался словами…

Сержант уголовной полиции Робин Лесли (двадцать пять лет, холост, в политических партиях не состоял) застрелился на восходе солнца – точнее не смог определить время рыбак, живший рядом с участком и услышавший выстрел.

Рауль подождет, думал Савин, размашисто шагая рядом с агентом, – тот был низенький, задыхался, семенил. Подождет Рауль, главное решается здесь…

Улочки были безлюдны, но там и сям вдруг едва заметно приподнимались занавески, и Савин чуял настороженные взгляды. Теперь и он верил – они все знают что-то о тех странностях, что происходят в городке, но молчат, притворяясь друг перед другом, что жизнь течет в русле извечной тривиальности. Он был зол на них, но не решался тут же осудить, пригвоздить и заклеймить – на них давили века фанатических страхов и заброшенной отдаленности. Все еще давили. Вряд ли они способны, дай им полную волю, отправить на костер Диану и выгнать камнями из города его, чужака, – это они оставили позади, но и от страха перед Неизвестным так и не избавились. Нет, не мог он их судить, права не имел, он всего лишь боялся меньше…

Немощеные улочки, старинные дома… Савин внимательно слушал агента. Восстановить происшедшее оказалось не так уж и трудно. После того как они вернулись в городок, Лесли пошел в участок. Сварил себе кофе, выпил немного виски, много курил, писал письма. Когда взошло солнце, сел за стол и выстрелил себе в висок из служебного пистолета марки «Конг», калибра 8,0.

Он не должен был поступать так, думал Савин, но он решил, что именно так должен поступить, он не сбежал от трудностей, он просто не мог жить с тем, что сделал…

Они подошли к участку. У дома стоял полицейский микроавтобус, полицейский в форме курил, сидя боком на сиденье, другой, в штатском, нахмуренный и злой, писал что-то, примостив папку на колене. Доктор Данвуди сидел на крыльце и прихлебывал кофе из широкогорлого, разрисованного пингвинами термоса. И никого больше, только тишина.

Агент мягко подтолкнул Савина к двери. Никто не сделал попытки воспрепятствовать, значит, так и нужно было, и Савину на секунду показалось, что это неправда, что смерти нет, сейчас все расхохочутся, распахнется дверь и выйдет Роб Лесли, веселый и совершенно живой.

Но он не вышел, потому что вокруг была реальность и ушедшие навсегда возвращаются лишь в сказках. «Я был несправедлив к нему», – подумал Савин, но агент уже открыл перед ним дверь.

Лесли сидел за столом, уронив голову на руки. Пистолет из руки у него уже вынули. Агент молча показал на три письма в запечатанных конвертах с грифом полицейского управления – один был адресован в Эдинбург, начальству, второй тоже в Эдинбург, женщине, на третьем было написано просто: «К. Савину, здесь».

Савин рванул конверт, оторвав большой кусок, запустил туда пальцы и вытащил узкий, сложенный вдвое листок. Агент деликатно приблизился, но Савин невежливо отодвинул его локтем.

«Прости, не могу иначе. Передаю эстафету».

И ничего больше, только это.