Волчьи ягоды. Сборник

Квач побледнел. Пенсне запотело. Он протер стекла пальцами, забыв о зажатом в кулаке носовом платке, обернулся к Котову:

— Я требую защитить меня от инсинуаций со стороны вашего коллеги. Я буду жаловаться!.. В конце концов я устал, прошу прекратить допрос.

Ремез переглянулся с Котовым и нажал на кнопку.

— Уведите арестованного! — приказал он конвойному.

Котов принялся перематывать пленку.

— Что скажешь о допросе? — спросил Ремез.

— По-моему, все идет нормально. Барыкин сможет подтвердить, что Квач брал лодку именно в ночь на двадцать пятое?

— Никаких сомнений! Дежурить должен был другой сторож. Они там посменно. А у того был день рождения, попросил подменить. Барыкин клянется, что все точно.

Позвонил Журавко:

— Квач у вас?

— Попросил прервать допрос. Все идет по плану, Сергей Антонович. Начали с Сосновской.

— Крутит?

— Да уж…

— Мы с Бондарем зайдем, как договорились, дай знать. Маркову я сказал, что завтра ты передашь ему «шерстянников». Генерал так распорядился.

— Наш полковник в хорошем настроении, — сказал Ремез Котову, положив трубку.

После обеда Ремез зашел к следователю Иванцову, которого тоже подключили к работе. Иванцов сидел, обхватив голову руками.

— Георгий Степанович, — взмолился он, — ради бога, освободи меня от этого Локотуна. Ежедневно требует следователя, мелет всякий вздор. Ты ему про Фому — он про Ерему. Сегодня принялся анекдоты рассказывать, да все о сумасшедших. Слушай, а может, он — ку-ку? Может, показать его психиатру?

— Можно и показать. А только, Петро, Локотун здоровей нас с тобой, вместе взятых. Хитрит. Мол, прикинусь дурачком — глядишь, поезд проскочит мимо… Не грусти, завтра Марков впрягается, а мы пойдем в пристяжке.

— Что Квач?

— Потом, Петро, потом. Я побежал.

Они снова сидели втроем: Котов, Ремез и Квач, равнодушный, спокойный, словно и не было утреннего допроса.

— Продолжим разговор, гражданин Квач, — сказал Котов, включая магнитофон. — Следствие интересует еще одна ночь, недавняя. Надеюсь, на этот раз память не подведет вас. Где вы были в ночь с 21 на 22 июня?

— Не делайте из меня ночного оборотня! — огрызнулся Квач. — Спал я, спал!

— Вы знаете такого человека: Поляков Григорий Семенович?

— Не припоминаю.

— Он сменил вас на должности заведующего складом сырьевых материалов на фабрике, когда вы ушли на пенсию.

— Возможно, что и Поляков.

— Где он живет — помните?

— Не имел чести заходить в гости. Склад передал — на том и кончилось знакомство.

— И все-таки в ночь на 22 июня безошибочно нашли его усадьбу.

— Очередная инсинуация?

— Неумно отрицать очевидные факты. И вообще напрасно вы вынуждаете следователей рассказывать то, что по праву надлежит делать вам. Мы и так все знаем. Итак, около двенадцати ночи вы проникли в сад Полякова со стороны железнодорожной насыпи. В небе светил месяц. Не берусь утверждать, что это было вам на руку. Вас заметил милиционер. Он мог схватить вас на месте преступления, но погорячился. Не выдержали нервы и у вас. Вы выстрелили в милиционера, хотя, пользуясь тем, что месяц как раз закрыло облако, могли убежать незаметно. Я понимаю, вы не знали, что милиционер один, в ту минуту вам казалось, что вас окружили. Уверен, потом проклинали себя за несообразительность. И не зря… Я в чем-то ошибся?

Казалось, Квач задремал. Сизые веки дергались, как это бывает, когда человеку снится неприятный сон.

— До сих пор я рассказывал, — сказал Котов, — а теперь спрашиваю: что вам было нужно в усадьбе Полякова?

— Еще одна баечка. Не был я там!

— Неужели вы думаете, что мы вызвали вас на допрос, не имея достаточных доказательств? Посмотрите сюда. Ну, смелее! Вот пуля, вы попали в яблоню, вот гильза… Экспертиза установила, что пуля выпущена из пистолета, который мы нашли у вас дома в томе стихов Байрона. Гильза также имеет отношение именно к этому пистолету… А вот снимки ваших следов. Они тоже идентифицированы и точно соответствуют следам ваших полуботинок. Плюс сравнительный анализ почвы в поляковском саду и комочков земли на тех же самых полуботинках. Для судебного следствия этого вполне достаточно. А для вас?

Квач облизал пересохшие губы.

— Попить можно?

Жадно выпил стакан воды, отдышался.

— Ваша правда. Не стану отпираться… Был я в саду. Только я не знал — Полякова он или еще чей-то. Мне было все равно. Присмотрел яблоки, ну и… польстился. На базар хотел… В цене сейчас яблочки.

Ремез прыснул в кулак. Котов осуждающе посмотрел на него.

— Я понимаю, гражданин Квач, вы не придумали ничего лучшего, — сказал он. — Бывает. Но все же, согласитесь, смешно: идете красть яблоки. Куда? Где Чапаевская, а где Тимирязевский переулок! Это же сколько пешком! Трамваи ночью не ходят. Может, на такси?

— Напрасно поднимаете на смех, — процедил сквозь зубы Квач. — Если вы такие проницательные, могли бы догадаться, что пришел я туда с вечера.

— За яблоками? Какое мальчишество! В вашем-то возрасте. А чтобы не страшно было — пистолетик в карман. Вдруг милиционер сторожит яблоки!

Котов сделал знак Ремезу. Старший лейтенант на минуту вышел, вернувшись, также молча кивнул Котову.