Волчьи песни

В рентгеновском кабинете положили на специальный стол. Под аппарат. На простыню. Ребенок шепчет отцу:

– Мне холодно. Холодно!

– Потерпи, сынок. Сейчас я тебя заберу, – с жалостью шепчет в ответ Володька.

Сделали снимок. Большой. Все кости целы. Никаких патологий нет.

Позвали третьего врача. Заведующего отделением. По-ихнему – собрали консилиум. Долго сидели за закрытой дверью. Совещались. Наконец пригласили родителей. Завотделением – старичок-боровичок с розовой лысинкой и белыми седыми бровями – выразил общее мнение:

– Мы, конечно, диагноз поставим. Но, если честно, сами ничего понять не можем. Везите ребенка в область. Может, там разберутся…

Несолоно хлебавши поехали они домой. Дома положили Антошку на кровать. А что делать дальше – не знают.

Хорошая мысля приходит опосля. Наутро как толкнуло Володьку. Трясет сонную Надьку за плечо:

– Надюха! Поехали к бабке Мамлихе!

– К какой еще бабке?! Ты что, с ума сошел?

– Нет. Вовсе я ни с какого ума не сходил. Помнишь бабку – божий одуванчик? Она тогда мне бородавку свела!

– Ну, так то – бородавку. Глупости ты говоришь! Антошку в область везти надо…

Потихоньку от жены Озеров все-таки поехал к старухе. Мамлиха – старенькая совсем. Глаза запали. Слезятся. Рот беззубый. Волосы все белые. Без единого темного пятнышка. Внимательно посмотрела она на Володьку васильковыми выцветшими глазами. Построгала палочку ножичком. А потом сказала свой приговор:

– И-и, милай! Что тут говорить. О чем думать-то? Лешак на тебя обиделся. Вот и напустил злую болесть на сыночка твоего. Ведь это ты Коргово-то поставил! И зверей там собрал! Вот он и обиделся. Да, и не только он. Духи леса тоже тобой недовольны. Вместе и напустили мороку-хворь. Отняли у Антона твоего силу жизни. Надо тебе, милай, жертву им принести. Угодить им всем. Пусть хворь заберут…

– Какую-такую еще жертву? – опупел Озеров. – Как это сделать?

– Ну и неучи же вы, темные люди! – заворчала старая. – Возьми самую тебе дорогую вещь. Лучше новую. И зажги ее на огне. Очисти воздух. В это же время проси лешего, задабривай духов. Чтобы хворь ушла…

Поехал Озеров домой, призадумавшись: «Дичь, конечно. Но хуже не будет. Вернее, и так уже хуже некуда. Сделаю, как старуха велела».

Ушел утром в лес, прихватив любимые, почти новые торбаза из оленьей шкуры. Сам шил этот предмет зависти всех приезжавших охотиться гостей.

В лесу, на широкой поляне, под вековыми соснами разложил костер. Весело затрещали дровишки. Искры заскакали, запрыгали, как огненные бабочки, вверх.

А Володька, по-медвежьи, косолапо притопывая, стал ходить вокруг него и в такт напевать что-то вроде: «Леший, леший, брат мой, забери ты хворь домой…»

Бросил он в огонь оленьи, расшитые бисером торбаза…

И на пятом круге ударил его морок. Что-то такое случилось. Почувствовал он, что поплыла земля вокруг. И как будто он приподнялся над нею, над костром. И плывет. Плывет. Поднялся его дух в верхний мир. И обозрел оттуда леса и луга, озера и реки.

А радость-то какая! Господи! Так и поет душа. Разливается. Чувствует полет. И плачется ему. И смеется…

* * *

Дома Надюха спросила с надеждой:

– Ну, что бабуля тебе сказала?

– Велела собрать в огороде крапиву. Самую ядреную. Истопить баню. Крапиву эту запарить в шайке. И в этой запаренной крапиве парить ребенку ноги.

– Что за дичь? – заволновалась жена.

Поругались-поругались они, а сделать сделали как надо.

В деревне баня-то хороша. Только ребенка жалко. Как он кричал! Тоненько, как зайчик:

– Ой-йо-йой!

А Володька, сам чуть не плача:

– Надо, миленький! Надо, маленький!

После бани с крапивой красного, распаренного Антошку отнесли в кровать.

Ночь проспали, слушая постанывания мальчика. Наутро начались чудеса.

На ногах и теле стали проступать багрово-красные пятна. Через день они сделались сине-багровыми.

– Это простуда выходит! – немедленно заявила приехавшая на зов теща.

А ребенок продолжал оживать. На третий день сам сказал:

– Мама! Я кушать хочу!

На четвертый уже вставал на ноги. На пятый ходил…

Так Володька стал шаманить.

XI

Ранним московским утром, когда солнечные лучи только-только позолотили шпиль речного вокзала, что расположен недалеко от Ленинградского проспекта, на причале началась интенсивная движуха. Прямо к белому трехпалубному теплоходу с гордым названием «Михаил Светлов» стали подъезжать и подходить экскурсанты. Кто на такси, кто на личном автомобиле, а основная масса пешим порядком.

Палубная команда, вся в белом, состоящая из молодых и симпатичных стюардов, приветствует ступающих на хлипкий трап и направляет поток пассажиров во внутренние помещения чудесного речного судна.

Прямо к трапу, разбрызгивая лужи, подъезжает зеленая иномарка Volkswagen. Это прибывает сам генеральный директор группы «Завтра» господин Дубравин. Широкоплечий, загорелый атлет в легком летнем пиджаке, энергично шагая через две ступеньки, сразу поднимается на третью палубу. Здесь ему, как члену дирекции, отведена каюта-люкс. Это две комнатки. В одной стоит двуспальная кровать. В другой – диван, стол, стулья, шкафчик с посудой. И еще есть невиданная советская роскошь. Персональный сортир.