Волчьи выродки

На следующий день Сашко Анастасия Ильинична стала первым секретарём-переводчицей начальника внешнего контрдиверсионного отдела СМЕРШа полковника Жогова Ивана Николаевича. Не правда ли, отдаёт каким-то абсурдом: контрдиверсионный отдел – и вдруг он будет заниматься розыском незаконнорождённых детей?! Однако здесь нет никакого абсурда: эта задача была поставлена и перед Главным разведывательным управлением (ГРУ), и перед Народным комиссариатом государственной безопасности (НКГБ). И мотив такой задачи имел достаточно глубинный смысл, если так можно сказать, и был вполне оправдан: идеологи того времени талантливо формулировали ещё проблему незаконнорождённых детей таким образом, что все они уже в обязательном порядке завербованы подпольными фашистскими организациями из разных неблагонадёжных капиталистических стран и, как только они подрастут, непременно займутся диверсиями и шпионажем. Так что если подходить ещё и с этой точки зрения, то приказ о тотальном уничтожении незаконно родившихся во время войны малышей в фашистских концетрационных лагерях был вполне оправдан. И у большинства работников спецслужб Советского Союза такой приказ в то время не вызывал удивления. Раз надо – значит надо – не больше, ни меньше! Но сама формулировка «все дети завербованы в обязательном порядке подпольными фашистскими организациями…» – это ли не идиотизм?! Можно завербовать одного, ну двух… Именно эта фраза «нулевого» приказа заставила Жогова серьёзно задуматься о правильности принимаемых решений высших руководителей. Он, как никто, знал о так называемом правиле «гребня». «Всех под одну гребёнку!» – таков девиз высших руководителей. А там, глядишь, и среди тысячи невинных и виновный попадётся. А женщин в стране много, они ещё нарожают!.. Нет, он не будет исполнять приказ руководителей –дикарей… Разум и внутренний высоконравственный моральный стержень не позволяли ему исполнять людоедские приказы! Ведь это очень похоже на феодальные приказания иезуитов-сатанистов: напьёшься детской невинной крови и станешь бессмертным! «Но наши руководители со своими лютыми репрессивными законами выпили столько человеческой крови, – думал полковник, – что бессмертие им в истории гарантировано и без этой детской крови!..» При одной мысли о масштабе последствий изданного приказа у него волосы вставали дыбом.

На испытательный срок для Сашко отводилось шесть месяцев, но Жогов взял ответственность за неё на себя и сам определил ей срок до начала 1946-го года. После новогоднего праздника, оформив все надлежащие документы для выезда за границу в фильтрационное отделение бывшего концентрационного лагеря Майценех, они отправились в командировку.

Для кого-то она станет первой и последней, а для кого-то она растянется на всю жизнь…

ГЛАВА 2.

Германия лежала в руинах. Города и селения расчищались от завалов, и всюду чувствовалась подавленность местного населения. Вид русских солдат и офицеров пугал граждан. Чувствовалось, что живут они в постоянном страхе и ожидании чего-то неведомого, какой-то очередной глобальной катастрофы… Но это было и понятно, почему: национальная гордость немцев ущемлена поражением в войне, и будущее многим из них представлялось вселенской «чёрной дырой», которая поглощает не только планеты и звёзды, но и целые галактики. Одним словом, большинство из местного населения в возрождение Германии уже не верило, но жизнь, к великому счастью, всё-таки продолжалась. Наспех отстраивались магазины, больницы, детские дома и приюты; на улицах работники «Красного креста» и солдаты местных гарнизонов раздавали жителям гуманитарную помощь. Царившее оживление мало-мальски разгоняло гнетущую подавленность граждан, и некоторые из них с удовольствием вызывались помочь русскому офицеру и его пожилой спутнице. Седовласый старик-немец охотно показал Жогову, где находится комендатура местного гарнизона, а когда узнал, что русскому офицеру и женщине необходимо отыскать фильтрационный отдел бывшего концлагеря Майценеха, то со счастливой улыбкой предложил свою услугу.

– Я работаю там завхозом-банщиком и могу вас туда проводить, – радостно сказал он. – Я сам антифашист, моё имя Эрих Крамер, и я сам последний год войны провёл в застенках этого проклятого заведения!