Волчья дорога (СИ)

— Да так. Ходил по городу, Спрашивал, — сержант усмехнулся в бороду ещё раз — криво, одними губами. Внезапно Яков увидел у ветерана сбитые в кровь кулаки и длинный, тонкий порез на лице — сверху вниз, через левую щеку. Поёжился и подумал, что совсем не хочет знать, кого и как спрашивал старый сержант. И что случилось с теми, кто медлил с ответом.

— О чем? — спросил он, медленно, ловя взглядом глаза сержанта — два усталых, злых огонька под кустистыми бровями.

— Тут такое дело капитан. Поспрашивал я тут людей в городе. Разных, — сержант усмехнулся, проведя ладонью по сжатому кулаку, — и вот, что получается. Городские с этого пала, не меньше ста тысяч сняли.

— Как?

— А вот так. У мамы Розы в тайнике двадцать тысяч лежало. Полновесных. Нашли, изъяли, опечатали, да в ратушу увезли. У остальных — у кого больше, у кого меньше, но в сумме сто тыщ выходит, по меньшей мере. И все — туда же, в ратушу. Официально и под печатями. А еще шмотки, посуда, дома. Сто, тыщ, как с куста, герр капитан, с Магдебургского штурма куда меньше добычи было.

— Флашвольф?

— Может да, а может нет. Не знаю, пока. Хорошо они тут в городе устроились, герр капитан, слишком. Ни тебе лопатой помахать, ни пороха понюхать...

Сержант ворчал. Капитан отвернулся, внимательно разглядывая тьму вокруг. "А Эрбле все чудеса ищет, чудак. Вот тебе и чудо на ровном месте. Пропахшее дымом, страхом и копотью колдовство. Сто тысяч талеров на ровном месте. И вода не вскипела и верх не потекла", — подумал капитан с неожиданной для себя злостью. Ветер взвыл, сдул облака — и в глаза капитану Якову Лесли с неба сверкнули, с холодной яростью, яркие зимние звезды.

***

— Итак, господа, — медленно, роняя слова, проговорил капитан, — у нас в роте чертов виревольф.

Совещание собрали в тесной, тёмной, заваленной хламом капитанской комнате под светом свечи. Не через десять минут, а через пол-часа. Яков на морозе остыл и решил вначале поговорить с юнкером с глазу на глаз. Разговор все — таки не для посторонних ушей, да и жалко позорить парня перед всем народом. Юнкер явился вовремя — в мундире, собранный, подтянутый и непривычно — серьёзный. Одетый, как на парад. Или на расстрел. Когда Яков выслушал его рассказ, краткий, чему-то парень в роте все — таки научился — оный расстрел захотелось организовать немедленно. Но, вместо этого, капитан просто открыл дверь и созвал остальных. То есть сержанта, Лоренцо и хмурого стрелка. Ну и француза заодно, раз уж он влез в это дело.

— Итак, господа, — подвёл итог рассказу капитан, — у нас в роте чертов виревольф. И этот чертов виревольф только что сожрал не менее чёртого мастера дознавателя.

Сержант сбил шляпу на затылок и длинно присвистнул — хорошо, мол, живём, господа.

— Главное, нескучно. И что?

— Не так, капитан, — бросил от двери хмурый стрелок, — Я прошёл по следам, посмотрел на месте. Убит помощник городского палача. Хорошо его порвали.

Тут Ганс чуть кивнул — юнкеру и, похоже, с одобрением.

— А дознаватель?

— Лужа крови и следы. Неровные, в крови. Идут в сторону города. Флашвольф ушёл.

— Но как? Я же ... — подала голос Анна. Как она сюда пробралась? Непонятно, но девушка сидела в углу поближе к своему милому. Яков даже улыбнулся, заметив ее. Сержант тоже, и пояснил:

— У того Флашвольфа мозгов нет, и вышибать сталбыть нечего. Бывает. Ну ушёл и ушёл. Помощник палача — это Фрайштик который?

Стрелок кивнул. Со двора раздались крики и визг, будто кошку за хвост тянули. Сержант оскалился в улыбке и пояснил:

— Прослышали местные, небось. Теперь празднуют. Волынку нашу жалко, единственная.

Яков кивнул. Фамилию порванного юнкером он тоже уже слышал и его ему жалко не было. В отличие от терзаемой на дворе волынки.

— Ладно, сожрали и бог с ним, — махнул рукой Яков, подводя итог грешной жизни майстера Фрайштика. Помошника городского палача. — Чёрт, если быть точным. Трактирщик в деревне — это тоже ты?

Рейнеке кивнул.

— на Анну лез?

Короткий кивок. Снова. Капитан удивился:

— Тогда чего недожрал?

— Человек же…

Треск и копоть свечи, в неярком, мерцающем свете — упрямые глаза и чёрные волосы ежиком. Рейнеке, по кличке неЛис, юнкер. Не человек. Оборотень. Зверь из сказки. Зверь? Стрелок Ганс однажды завалил генерала перед строем — просто и буднично, во время парадного салюта забил пулю в ствол, прицелился и спустил курок. Будто так и надо. По тому же поводу, что и юнкер сейчас. Только тогда у повода были светлые волосы, а не рыжие и звался он Магдой а не Анной, как сейчас. Но они с сержантом тогда пожали плечами и решили, что так и надо, и плевать, как бесятся принцы и герцоги. Значит, так надо и сейчас. Вон, и повод у юнкера за плечом сидит, глазами на Якова сверкает. Тоже мне, чудище адское нашлось, городские, вон, на пал все дрова извели, герцог шлёт им благодарности, а этот людей жалеет, будто не было войны...

Капитан посмотрел юнкеру в глаза, улыбнулся и махнул рукой:

— Ладно. С парнем ясно. Все. Рейнеке — юнкер, объявляю Вам строгий выговор. За гуманизм и не принятую в армии форму одежды. То есть лапы и хвост. Остальное обсудим потом. Сейчас…