По телефону он предварительно договорился о встрече, честно представившись Ильей Ромихом, для того, чтобы потом, как бы ни сложились обстоятельства, у него было бы хоть какое-нибудь объяснение своего присутствия в квартире, где произошло преступление… Все-таки он ювелир, к тому же – довольно известный. А такой предлог для встречи, как ручной работы перстень с большим бриллиантом стоимостью в двадцать тысяч долларов, мог во всей Москве найти далеко не каждый… Кроме того, у этого перстня (который, кстати, существовал реально и был заказан Илье представителем одной из самых состоятельных семей армянской диаспоры в Москве), была легенда, на которую не могли не клюнуть эти бизнесмены-толстосумы вроде Дубникова и Белоглазова с Алиевым. Этот перстень якобы был заказан для одной столичной артистки видным политическим деятелем, известным как своими скандальными похождениями, так и дружбой с президентом. Но произошла ссора, и перстень не выкупили…
Настоящие ценители ювелирного искусства, люди, знакомые с десятком лучших ювелиров Москвы, никогда бы не поверили этой байке уже хотя бы потому, что рассказана она была по телефону, пусть даже и самим Ромихом. Такие предложения, тем более когда речь идет о десятках тысяч долларов, делаются в камерной, почти интимной обстановке, чаще всего на дому у ювелира, куда покупатель приходит в строго назначенный час и, как правило, один.
Но согласились на встречу все трое. Однако Ромиха хватило лишь на одного…
Он смутно помнил, как вошел в квартиру Дубникова, как поздоровался с ним за руку, не снимая перчаток, сказал, что очень извиняется за столь внезапное вторжение, что обычно он так не поступает и приглашает покупателя к себе…
Он бормотал минуты две, постепенно привыкая к тому, что рядом с ним стоит именно Дубников, потому что тот, пожимая ему руку, представился Алексеем Павловичем, а потом Илья просто достал из кармана заряженный пистолет и выстрелил ему в лоб. Почти в упор. И сразу же вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
На улице он вдруг почувствовал себя намного лучше. Все-таки ему повезло – его никто не встретил ни возле дома, ни в подъезде… Возможно, никто никогда не узнает, что Дубникова убил именно он, Илья Ромих…
Затем он поехал к Алиеву на Озерковскую набережную, позвонил, постоял немного у двери, а потом взялся за ручку, и дверь поддалась…
– Ренат Тарханович, к вам можно?
Дверь открылась, а за ней показалась еще одна, красного дерева, с золоченой ручкой и тоже приоткрытая…
Илья уже почему-то уверенно зашел в квартиру и остановился в ярко освещенной прихожей, устланной толстым желто-красным ковром с белыми пушистыми кистями по периметру.
– Ренат Тарханович… Это Ромих, Илья…
Но ему никто не ответил.
– Да есть здесь кто-нибудь или нет?
И снова тишина.
Тогда он, вытерев ноги о черный жесткий коврик, разостланный прямо у порога, прошел до двери, ведущей в комнату, и остановился на пороге, не веря своим глазам.
Маленький черноволосый татарин Алиев, которого так хорошо описала ему Берта, лежал лицом вниз на паркетном полу в луже крови.
Илья, пятясь, вышел из квартиры и бросился к лестнице…
Он шел по улице навстречу ветру, разгоряченный, не чувствуя мороза, и думал о том, что все, что с ним сейчас происходит – всего лишь сон. Что такого не может быть. Ведь он специально приехал к Алиеву, чтобы убить его, раздавить это чудовище, принесшее несчастной Берте столько страданий, но кто-то опередил его… Кто?
Словно что-то предчувствуя, Ромих снова позвонил Белоглазову, этому сырному магнату, этому зверю, обладающему неукротимой сексуальной энергией, с которой он был не в силах совладать сам, а потому обратился за помощью к Храмову, чтобы тот впустил его в свой зверинец, где этот гнусный белобрысый человек мог освободиться от своих забродивших соков, выплеснув в чужих жен и дочерей свой белый, едкий яд…
Человек, взявший трубку, был явно не Белоглазов.
– Кто это? Отвечайте? Не бросайте трубку…
Там уже милиция? И этого тоже убили?
Чтобы не испытывать судьбу и не попадаться лишний раз на глаза тем, кто сейчас находился в квартире Белоглазова (а Илья был просто уверен, что Белоглазова постигла та же участь, что и Алиева, а может, и всех, кто находился в журавлевском списке), он вернулся домой.
Берта уже не спала. Она смотрела телевизор и грызла яблоко. Лицо ее было хоть и заспанным, но посвежевшим, спокойным и даже умиротворенным.
– Ты как? – спросил Ромих, входя в комнату и целуя жену. – Выспалась?
– Знаешь, что я решила? – Она улыбнулась и потерлась щекой о его щеку. – Давай уедем… Я не хочу в тюрьму… Понимаешь, прошло всего несколько дней, и чувство мести постепенно сменилось чувством страха за тебя, Илюша… Нам бы, вернее мне бы, отвертеться от Журавлева и Храмова… Как ты думаешь, меня вычислят? И насколько можно верить Малько?
– Я вообще не понимаю, зачем ты посвятила его в свои планы… Малько – хороший парень, но зачем ему-то подставлять свою голову?