Читаем Волчья ягода (Часть вторая).(СИ) полностью

Ну, с теткой, "мужиком", Аликом с пьяной бабой и теткиными отпрысками со "своими" - ничего не сделать. Зато...

Поднялась строгая сестра весьма резко:

- Что вы смотрели? - вмиг оказалась возле брата. Его ухо - в ее цепких пальцах.

- Зоринская, больно же!.. - взвыл Женька. И лишь наполовину в шутку.

- Повторяй за мной: "Больше никогда не стану смотреть эту гадость". Повторяй!

- Больше никогда не стану смотреть эту гадость, - отпущенный брат резво отбежал. На другой конец комнаты. - Всё равно во второй раз будет неинтересно.

- Ах ты... - задохнулась Зорка.

- Да и вообще - старье это доисторическое, - торопливо отступил к двери брательник. - Сейчас намного лучше снимают...

- Сейчас ремень возьму! От куртки.

- Не возьмешь - ты добрая. Да и ремень у тебя - тьфу, не больно будет. А откуда ты знаешь, что гадость? Ты что, смотрела? Давно? И как тебе?

- Конечно, я - добрая, - сладенько улыбнулась Зорка. Перекрывая Женьке дорогу и оттесняя обратно к окну. - Добрее не бывает.

Шлеп-шлеп. И - подзатыльник. Легонько.

- Ай, больно же!.. С ума сошла?

- Я очень добрая. Ты даже не представляешь, насколько. - И скоро в этом убедятся все! - Щас как добавлю между глаз, и уши отвалятся!

Как сделать, чтобы хоть у Женьки всё было хорошо, а? При сумасшедшей-то матери, погибшем брате, эгоистке-тетке и гулящей сестре?

- Между глаз нельзя. Я ослепну, потому что очки разобьются, - авторитетно объяснил наглый братишка. - А если еще и уши отвалятся - оглохну. Тебе же со мной больше проблем будет. Будто так мало?

- Действительно! - вздохнула Зорка. Устало опустилась в кресло, Женьке махнула на соседнее. - Надеюсь, хоть тетка вас не застукала с этим вашим "Эммануэлем"?

- Сразу видно - ты не смотрела. "Эммануэль" - не он, а она... Молчу-молчу! Я вовремя тетку заметил, флэшку выдернул, комп вырубил. Владик - за окно, на дерево и вниз, а я - под одеяло. И лежу, будто давно дрых.

За окно второго этажа. Через дерево.

Владик - из неблагополучной семьи. Познакомились в его дворе. Когда Женька по своей привычке одиноко бродил по улицам. Благополучных друзей он не нашел. И не искал. Побоялся, что предадут снова.

- Только тетка всё равно хай подняла. Когда зашла к тебе, а там - псих с ножом и резаные тряпки. Эй, ты чего?! - протестующе пискнул брат. Когда его вновь сгребли в объятия и еще крепче стиснули.

- Маленький мой! Я тебя больше никогда-никогда не оставлю здесь одного. Обещаю!

- За ручку будешь водить? Даже когда мы оба будем на пенсии? Ты - седая и с палочкой, я - на костылях?

- Надеюсь, все-таки до пенсии мы отсюда выберемся, - серьезно пообещала Зорка.

- Ты не дослушала. Владика вообще-то охрана поймала - он даже до забора не дошел. Дядя Гена звонил ночью его родителям, те приезжали. Точнее, прибегали - приезжать-то им не на чем. Нас обоих чуть прямо там не выдрали. Даже без всякого "Эммануэля". Хорошо, дядя Гена запретил. А у отца Владика, знаешь, какой ремень? Ого-го!

- Зачем твой друг вообще ночью побежал домой? - подавилась смехом девушка.

- Привык удирать... - пожал плечами брат. - Он же не всегда дружил со мной. Да и живет через три дома.

- Жень, мы больше не в деревне, - напомнила сестра.

- Что, его в рабство украдут или в турецкий бордель?

Чего-чего?

- Или вместо негра на плантацию?

- Запросто. Всё, кроме плантации. В следующий раз лучше оставь его ночевать легально.

- Тетка же запрещает. Она и в этот раз злилась.

Злилась. После Алика-то с ножом? Пусть только попробует!

И вообще - этак скоро как раз неблагополучному Владику родители запретят дружить с Женькой. Чтобы уберечь сына от неприятностей. От опасных знакомств.

- Она и от вашей дружбы не в восторге.

Считает, что Владик - не того круга. Ну, пусть считает и дальше. Молча.

- Стерпит и это. Если, конечно, вы больше по ночам в сад сигать не будете.

- Знаешь, как мы испугались?

- Догадываюсь. Только... вы не того испугались, Женя. Понимаешь?

- Знаю. Я потом, знаешь, как дрожал? Потому нам и не влетело, что вдруг выяснилось - мы были в одном доме с маньяком! Вдобавок - пьяным.

А трезвый маньяк - это так, норма. С ним детей оставлять можно.

И все-таки - как представишь картину их панического бегства... Опять трясет.

Смесь хоррора с комедией.

Сейчас брат снова удерет. И уже вовсе не от ремня.

- Ну, вот, ты - снова веселая! - обрадовался Женька. - А теперь я хочу поговорить серьезно...

- Ты меня пугаешь, - кажется, улыбка с лица сползает сама.

- Поклянись, что не рассердишься.

Опять.

- Та-ак. Ты уверен?

- Зор-Невзор, я же серьезно! - брат даже смутился, надо же. - Я меньше всего хочу тебя обидеть. Ты же... у меня одна...

Да. Теперь - одна.

- А тебе и так плохо!

- Мне не плохо, Жень, - резковато перебила Зорка.

- Врешь. И не краснеешь. В присутствии ребенка, между прочим. Чему ты меня учишь?

- Ну ладно, вру. Иногда бывает плохо... И даже часто. Но я, так и быть, обещаю не сердиться, какую бы глупость ты сейчас не сморозил. Вот.

- Что я - Виталик, чтобы "морозить"? - хмыкнул брательник. Цапая-таки ближайший бутерброд. - В общем... ты вчера нашла Диму?

Откуда?..

- Что?! - брови хмурятся сами. И кулаки сжимаются.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза