-ЗолУшка, чёрная головушка, в золе порылся, золой покрылся, дай мне пёрышко, позову вёдрышко! — напевно проговорила Моревна, чуть наклонившись в сторону птицы и простирая над ней свои руки.
Ворон стал как-то неуловимо деформироваться — раздуваться, угловато кособочиться; голова его странно дёргалась, пока Золик не превратился в невероятных размеров шар, который лопнул, подняв облако чёрного тумана.
— Э! — только и смогла произнести я, — Это моя птица!
В полной тишине туман превращался в крупные хлопья, оседающие на пол. На краю стола сидел молодой человек, одетый во всё черное. Голова его двигалась точно так же, как до этого у Золика.
— Фокус, конечно, удался, — поборов первый шок пробормотала я, — но птицу всё ж таки верните!
И тут невесть откуда взявшийся статист прокричал голосом ворона и с улыбкой посмотрел на меня. Земля покачнулась под ногами.
— Вот только не нужно говорить, что ты Золик! — я пятилась назад, ощущая как нарастает звон ушах. — Не поверю.
— А вот на-ко то тебе! — Моревна протянула руку, и прямо из ее ладони начал появляться росток, потом два листочка, потом крошечный бутон, и вот уже ярко-желтый цветок расправил круглые лепесточки. — Лови!
Цветок медленно летел прямо ко мне, инстинктивно поймала его, но он превратился в крошечную серую птичку, которую я с криком выпустила из рук.
— Боязливая… — Моревна в три шага очутилась рядом.
Её глаза втягивали в себя, подчиняли, и я, не сопротивляясь, склонила голову, на которую легла ладонь, почти сразу же взметнувшаяся вверх как от ожога.
— Вона кто ты! — взгляд синих очей стал мягче и уважительнее? — Подобру-поздорову быть-поживать тебе, девица. Верно ты подметил, дядька Лешак, кликуша она. Знатная кликуша. Ей пока гордыня глаза застит, но погоди чуточек, увидит… — Моревна утерла лицо рукавом, будто только что протащила на себе неподъёмный груз.
— Сама ты… кликуша! — неприятное слово резануло по самолюбию. — Нормальная я.
Тут ко мне подскочил Золик,
— Не гневись, девица, Марья Моревна и сама кликать умеет. По большой надобности.
— А ты что умеешь? На женских плечах ездить? И как тебе? Ты вообще кто? Оборотень? — вот сейчас у меня начнётся истерика, я уже чувствовала, как дрожат руки.
— Тянет её оборотный мир, дядька. — Моревна подхватила со стола большую деревянную ложку и неглубокую плошку. — Тянет-потянет, да утянуть не может. Уходите, пора! — женщина зачерпнула, вылила в посуду варево и принялась пить его большими глотками.
Я обернулась на звук хлопающих крыльев — Золик снова уселся на плечо, а в спину уже толкал Лешак.
— Ступай, ступай, негоже нам тут быть.
Мы быстро пошли к выходу, но я обернулась, чтобы со страхом заметить, как закатились синее глаза и криво изогнулись руки Марьи Моревны.
— Ведует, — снова подтолкнул вперёд дядька. — Негоже!
Теперь коридор поднимался в горку, идти стало сложнее.
— Почему она меня кликушей назвала?
— Кликуша и есть! Марьюшка ведает.
— И что я там должна сделать, увидеть? Что ?
— А что увидишь, то и ладно. Кликуши за день-за ночь заглядывают, стращают нуащивают. Была у нас степнячка-кликуша. Все бывалоче выйдет на опушку лесную, перстом ткнёт — тут, говорит пожгите, а тут оставьте! Иной хозяин пожалеет да и пожжёт лесок, где не надобно было. Распашет пашенку, а она не родит, вот как бывало-то.
— Погоди, так это будущее что ли мне видеть нужно?
— Что станется.
— Прикольно! И как это случается?
— А тут уж как сдеется, девонька. Иные захворают иные притонут, да и выплывут.
— Нет уж, тонуть я не стану…— Золик переступил на плече, больно царапнув когтем кожу, и я щелкнула его по клюву. — А ты вообще не рыпайся!
— Не забижай Золика, тебе охрана он и помощник. Скоро, скоро сгодится. Не забижай….
В доме Лешака было тихо: волки ушли на улицу, растопленная печка остывала, а у стены в обнимку спали Волче и Малуша. Я чуть дольше, чем следовало, засмотрелась на сладкую парочку и натолкнулась на ответный взгляд Волче.
— Егор! — крикнул Славик во всю мощь лёгких.
Эхо прокатилось по полутемной мастерской и вернулось к нам тихим отзвуком.
— Тут раньше совхозный ремонтный цех был, пацаны подсуетились, выкупили. Бизнес теперь у них. — мой спутник провел пальцами по висящим на стене корзинам со всякой металлической мелочью. — Смотри какой порядок! Как в аптеке… Егор!
Где-то в недрах этого странноватого здания послышался шум, и минут через пять из-за обитой деревом двери сначала показался большой ящик с инструментами, а потом молодой рослый мужчина в черной джинсовой крутке, служащей, как видно, спецодеждой настоящего авторемонтника. Его было трудно разглядеть в полутьме, а свет включать хозяин не торопился. Подошел к большому пристенному столу, поместил на него свою поклажу и, не оборачиваясь к нам, щёлкнул выключателем длинного и узкого светильника, подвешенного над рабочей поверхностью.
— Не ори — не дома! — произнес приятный голос, и я почти неосознанно закончила любимую папкину фразу:
— И дома не ори…