— Возьми! — Марья, не оборачиваясь, протянула какой-то камень, и я зажала его в ладони. — Коли смерть нам придёт и надежи не останется, беги к Кощею, проси спасения. Уважит он тебя.
— С чего бы?
— Слышала я побасенки его. — Марья замолчала.
Характерное позвякивание оружия о латы и кольчуги приближалось. Облако неверного света огибало стену терема и двигалось на задний двор. Моревна шагнула вперед.
— Ночь-полночь, а мужнина жена не на пуховых перинах, а на брань собралась? — Иван остановился, подняв руку. Дружинники вняли приказу. — Вижу, любушка, люди верные с тобою. Грозна рать, вело сильна! Никак изменила обетам свадебным? Не люб тебе Иванушка? Не того поля ягода? На чужого суженого влезла, сучья дочь?
— И кто же меня поносит? Что за пёс шелудивый гавкает? Уж не убивец ли? Уж не Иван ли, что к батюшке моему отравщиков подсылал, а жене своей голову рубил?
— Прознала про отравщиков? Небось, ты их и отвела от князя.
— Я, Иван-княжий сын. Что же стоишь? Али рубиться передумал? Али руки силу потеряли, пока серых волков изводил? Так ты приляг-отдохни, силушку свою богатырскую наспи. Али медку хмельного глотни. Больше ей взяться-то неоткуда.
— Ведьма! — хрипло крикнул Иван и замахнулся мечом.
Я прижалась к створке двери и с ужасом наблюдала за поединком мужчины и женщины. Уже через минуту всем, в том числе и Ивану, стало ясно, что Марья бьётся искуснее, она выносливее и быстрее. Только об одном забыла Моревна — заплетенные волосы металась за спиной и взлетели в воздух при резких движениях. Забывшись в очередной атаке, богатырка мотнула головой, и Иван ухватил русую, толщиной в руку, косу. Марья дернулась, упала на колени, и муж, не медля ни секунды, вонзил клинок ей в шею.
Позади него раздались испуганные вскрики. Слуги, разбуженные сначала мною, а потом хозяином, выскочили полюбопытствовать, что происходит.
Иван оттолкнул ногой обмякшее тело. Марья упала на землю, шлем откатился. Страшное, нечеловеческое лицо княжича обратилось к Золику, который бесстрашно шел на убийцу, поводя из стороны в сторону клинком.
— Прислужей порешите. Всех до единого! — приказал Иван дружине и, уверенный в том, что воля его будет исполнена, повернулся к Вороновичу. — А вот и дружок жёнин. Сладка была Марьюшка? Сам ведаю, сладка. Слаще мёду.
Они шли по кругу, присматривались.
— Кликуша! — вдруг крикнул Золик. — Жена у меня есть, найди её. Помоги. Плохим был я мужем. — и сделал быстрый выпад.
Иван успел отскочить, оскалился, снова пошел по дуге:
— Оскоплю и псам мясцо жухлое твоё отдам, чтобы знал, как чужие перины мять.
Выпад. Звон металла, хриплый выдох. Отступление. Свист булата, вскрик. Снова кружение.
Со стороны терема неслись страшные крики. Женщин и мужчин безжалостно убивали. Закусила кулак, не понимая, что делать, и получится ли спастись второй раз за ночь. Вопли умирающих были невыносимы, и я заткнула уши, опустившись на землю, устланную соломой. Колючкин, задирая мордочку, нюхал воздух. Матушкино подарение, говорила Марья.
Золик что-то выкрикнул на незнакомом языке, развернулся, но меч Иван был быстрее. Воронович рухнул на колени, зажимая рукою живот. Он что-то говорил, но расслышать было невозможно: дружина бесновалась в смертоносном раже, забивая уже мертвых, не в состоянии остановиться, опьянев от вседозволенности и крови.
— Кликуша! — хохотнул Иван. — Выходи, словечком перемолвимся!
— Колючкин, сослужи мне последнюю службу, — взяла я ежика на руки и убрала за спину. Прятаться больше не имело смысла. Меня все равно поймают и изрубят, как несчастных девушек, чьи рубашки сейчас белели в темноте, напитываемые горячей невинной кровью.
— Ай да павушка! Ай да лебёдушка! — издевался княжич.
Я и вправду выглядела ужасно — в засохшей крови, растрёпанная. Ну и что. Какая разница, все равно умирать.
— А сам-то? Боров навозный! Урод!
— О-на! Смела! — Иван воткнул меч в землю и оперся на него. Устал. — Будешь мне служить? Не обижу. Кощеюшку найдёшь, а я тебя уваживать буду. Всех князей одолею, стану един княжить.
— Не станешь, кишка у тебя тонка, Ванюша
Я размахнулась и впечатала в лицо Марьиного мужа собравшегося в клубок ежа. Пока княжич пытался оторвать от себя Колючкина, побежала со всех ног к входу в Марьино подполье.
Избушка спустилась по столбу сразу, я вошла и оказалась в земляном коридоре. Темень непроглядная. Сунула руку в карман и обхватила переданный Марьей камень. Он грел ладонь, и я вынула его, уверенная, что он поможет. Из центра плоской гальки бил узкий, рассеивающийся фонтаном, луч. Куриный бог. Так мы в детстве называли такие камешки. Смотрели сквозь дырочки на солнце, загадывали желания и считали, что эта находка — на счастье. Луч двигался сам по себе, чертя медленно гаснущие линии на сырых стенах. Но вот он провел вертикальную черту, и земля раздвинулась, открывая знакомую темницу.
— Пришлшшшшлллаа. — Кощей покачивался на цепях. — Сумелааааа.