Волчья яма

На третий день старый Мацько все же принес в клуню котелок с кипятком и плошку с медом. Этот сладкий чай пили с великим наслаждением, смакуя каждый глоток.

— Больше не надо, — сказал Глоба старику. — Перетерпим. Сегодня седьмое — надо быть начеку. Не топчи дорожку к клуне, пусть заметет.

Днем Дмитро сказал задумчивым голосом:

— А все-таки это дело не того… Он на могилу придет к родной жинке. А мы его в это время со спины — шарах! И повяжем.

Дремавший Глоба вскинул голову и резко повернулся к парню.

— Если б знал, что ты такое скажешь, — не взял бы тебя с собой ни за что на свете! — жестко проговорил он. — Пожалел? К кому ты имеешь сострадание?

— Да нет, я просто так, — смутился Дмитро и, закрыв глаза, с надрывом протянул — Господи, с тоски можно сдохнуть… Хоть приходил бы уже…

* * *

Ночью из леса к усадьбе кто-то подошел. Постоял у плетня, держась за кол, прислушиваясь к мертвой тишине, — ветер не гудел в деревьях, снег не мел по земле, ничто не нарушало безмолвия залитого лунным светом хутора. Загремела цепью собака, вылезая из конуры, — человек кинул ей какой-то сверток, и та зачавкала, шурша лапами по обертке. Человек медленно пошел к хате, ступая по нетоптанному снегу.

— Корень… Внимание, — чуть слышно сказал Глоба. Раздвигая солому, милиционеры легли рядом с ним, прильнув к щели.

Корень заглянул в хату, прижавшись лицом к заиндевелому стеклу окна, и несколько раз ударил в задребезжавший переплет. В хате вспыхнул огонь керосиновой лампы, спустя время звякнул отброшенный засов. Корень шагнул в дверь, склонив голову в проеме.

Немного подождав, Глоба осторожно скользнул из клуни, он не оборачивался, слышал за собой скользящие шаги милиционеров — каждый уже знал, что ему делать.

Они остановились у окна, там, за чуть желтым от света тонким ледком, видна была полутемная комната. За столом сидел Корень, он был в расстегнутом кителе, черная борода закрывала пол-лица. Нестриженые волосы и эта густая борода придавали его облику устрашающие черты, Дмитро, не выдержав, прошептал на ухо Глобе:

— Точный медведь… Пудов на шесть.

Старый Мацько бесшумно двигался вокруг Корня — затеплил свечу в углу под иконами, начал ставить на стол миски, бутыль, принес каравай хлеба. Корень сразу налил себе граненый стакан, чокнулся им о край пустой тарелки и выпил, запрокинув голову, — черная тень качнулась во всю стену.

Портупея с клинком, наганом и ручной гранатой висела на спинке кровати за его спиной.

— А ведь шел он от креста, — удовлетворенно проговорил Глоба и потянул из колодки заледеневший маузер. Поняв это движение, Дмитро вскинул винтовку, направив ее на окно. Тихон и Егор Сидоров направились к невысокому крыльцу. Они осторожно толкнули дверь, и она, без скрипа, ушла в темноту сеней. Не видя, куда ступают, шаг за шагом, стали продвигаться к следующей двери, которая вела в хату. Егор носком сапога зацепил какой-то бидон, он громко звякнул с жестяным визгом. От внезапности Глоба вздрогнул, даже чуть подался назад, но мысль сработала вмиг, он понял, что уже хорониться и медлить нельзя, — кинулся в темноту, больно ударился плечом о бревенчатую стену, торопливо нашарил дверь и, распахнув ее кулаком и коленом, ввалился в хату. Он увидел, как падает опрокинутый стол, летит на пол керосиновая лампа, а Корень, вытянувшись во весь рост, в наклонном движении рвется куда-то в сторону, вскинув над собой змеей взвившиеся ремни портупеи. И тут все поглотила тьма.

Глоба мгновенно прижался спиной к стене. Он услышал в сенях чей-то вскрик, ударил выстрел, забухали по деревянным ступеням тяжелые сапоги.

— Егор? — закричал Глоба.

Из сеней донесся хриплый голос:

— Порядок… Он на чердаке.

— Не лезь за ним, — сказал Глоба. — Мацько, зажги лампу… Она валяется возле стола… Да побыстрее же, черт возьми!

Слабый огонек вспыхнул в разгромленной комнатушке. Глоба окинул ее быстрым взглядом и вышел в сени, захватив с собой свечу от иконы. Егор Сидоров зажимал ладонью кровоточащий нос, в дальнем углу стояла лестница, и лаз на чердак под ней был раскрыт.

— Налетел на меня, как скаженный, — зло пробормотал Егор. — Точно камнями набитый!

— Немедленно во двор, — приказал Глоба, — он попытается разобрать крышу. Поможешь Дмитру. А тут я сам постерегу. — И громко добавил, чтобы слышно было в каждом углу хаты: — Будет пытаться бежать — стрелять на месте, точно бешеного пса.

Сам опустился под стену, положив на колени маузер. Теплящуюся свечку поставил в стороне. Черное отверстие лаза темнело на побеленном потолке. Глоба вытащил из кармашка штанов часы, отстегнул их от цепочки и положил перед собой. Повисла такая тишина, что стал слышен звон бегущих шестеренок.

— Корень, — наконец позвал Глоба, — долго будем молчать?

— На хрена ты мне потрибен? Не прибил я тебя тогда… — загремел на чердаке полный ненависти могучий голос. — Пальцы за то кусаю!