Волчья хватка-3

И это тягло было ничуть не легче татарского. Рвали Русь с запада и востока, баловали ею, как собаки тряпицей…

– Что посоветуешь мне, игумен? – уняв неистовство, спросил Алексий.

– Говорят, у тебя мудрый старец завёлся? Может, его совета испросить?

– И без старца скажу, – отрезал Сергий. – Отдай бразды великому князю. Богу – богово, а кесарю – кесарево. Тебе надобно светлый храм воздвигать с алтарями, а не кремль белокаменный с грановитыми палатами.

Митрополит на прямоту обиделся.

– Поучи меня, игумен!

– Ты ведь совета спрашивал? Утешения ищешь?

– Больно молод и горяч князь, – молвил митрополит фразу, давно прирощенную к устам своим. – Пускай оперится вначале. От него и ныне неразумное своевольство идёт. Почто розмирился с Мамаем из – за Рязани? Лучше уж худой мир, нежели война добрая…

Настоятель лишь хмыкнул многозначительно, однако сказал определённо:

– Да ведь не молодости ты опасаешься, святейший. Приучился властвовать заместо князей. И выше их стоять. Вот и боишься свою волю утратить.

Алексий принял укор с достоинством, верно, слышал подобные речи давно, не только из уст Сергия. И ответ у него был припасён.

– Опасаюсь, князь Дмитрий ещё больше смуты посеет. Он ведь что замыслил? Митяя своей волей в митрополиты поставить! Без патриаршего слова. А Митяй того и ждёт, чтоб князь в полную силу вошёл. Спит и зрит себя владыкой!.. Я же ещё живой, чтоб на моё место сразу двух возвести!

Замысел княжеский настоятелю был известен, не раз с ним обсуждали, как вывести Русь из-под константинопольского владычества. И свою патриархию утвердить, дабы обрести волю духовную – действо крамольное, раскольничье, да ведь всё одно наступит час, когда и супротив этой силы придётся восстать. Тогда станет возможно собрать все земли в единый кулак и, учинив открытую битву с Ордой, сбросить власть её ханов. А митрополит Алексий хоть и соглашался с Троицким игуменом, однако противился подобным замыслам, полагая тихой сапой, исподволь, перетереть, перемолоть татарскую неволю, как река перетирает камни в песок. Потом и власть Константинополя низвести, утвердив своё патриаршество.

– Ну, тогда поступай, как знаешь, – Сергий встал. – Нечего мне более присоветовать. И утешить нечем. Митрополит к нему рукой потянулся.

– Годи, игумен. Не оставляй меня, сядь… Ни Киприана, ни Митяя не приму! Я бы тебя в митрополиты поставил. И перед Вселенским патриархом отстоял. Да ведь ты своей ересью всю церковь заполонишь. А повязанные с молодым князем, вы такого натворите!.. Что, не вижу, сколь народу в твоих скитах обретается? Не слышу, какими голосами твои убогонькие иноки псалмы распевают? Думаешь, не знаю, сколь раз к тебе князь с Митяем приезжали? Не знаю, сколько своих иноков давал, когда Боброк на Рязань ходил? Вон они, в храме стоят, саблями татарскими посечённые!..Всюду у тебя притворство. От меня таишься поболее, чем отордынцев. И сказать не можешь, что замыслил. Да ведь я всё одно дознаюсь.

– Дознаешься, так взыщешь, – без интереса отозвался Сергий. – Покуда не уличил в ереси, так не спросить тебе, не казнить.

– Мне доподлинно известно! – громким шёпотом и с оглядкой пробубнил Алексий. – Ты по своим скитам полк собираешь супротив Орды! И ученики твои подругим пустыням! Ты с князем и Митяем сговорился, тайных витязей в монастырях держишь. Коим храм Божий – бранное поле. Послухи у тебя и непослухи вовсе. Не молятся, токмо притворяются, а сам и ратному ремеслу обучаются. Под рясами не кроткие постники и молельники скрываются – людиразбойные, ушкуйники, душегубцы!.. Не ересь ли ты сеешь повсюду, научая послушников с отроческих лет не с крестом идти – с мечами да засапожниками?.. Дабы тебя в колодки забить и в Чудово узилище упрятать, мне и сего довольно!

– Упрячь, святейший, – согласился игумен. – Вот уж татарва возликует! Вот уж потешатся басурмане. Того и ждут, чтоб нас с тобой рассорить…

Митрополит обвял слегка, но тут же всколыхнулся.

– Старца-калеку пригрел! Откуда он пришёл? Какого толка есть?.. Молва говорит, чернокнижник, ересь разносит по землям. И веры не правоверной! Иные и вовсе судачат – волхвующий чародей!

– Сказывал тебе не раз, – устало молвил Сергий. – Схимник он, с малых лет мне ведом. Коней искал в поле, а он стоял в дубраве. И позвал меня…

– Да слышал я твой сказ, – перебил Алексий. – Какую тебе чёрную книгу сей старец принёс? По которой ты устав монастырский сложил? По которой и войско своё устраиваешь?..

– Нечитаная сия книга…

– То есть как нечитаная? Чужим языком писана? Или письменами неведомыми?

– Поди к старцу и спроси, – отбоярился игумен. – Коль соизволит, покажет книгу. Сам и позришь…

– Я с тебя спрошу! Ты настоятель! И спрос будет строгий.

Сергий словно и не услышал угрозы, ибо знал характер святейшего: разум у него душе противился, а душа – разуму. И оттого поделать что-либо со своевольным игуменом Троицкой обители он не мог и лишь грозить отваживался. К тому же патриарх Филофей назначением Киприана ещё более смуты внёс в положение митрополита.

Он и впрямь выметал своё негодование и сник.