Волчья хватка. Книга 3

Он прибежал к скале, сходу заскочил на уступ и протиснулся в узкую горловину входа. Молчун понимающе остался на улице. По вырубленному тоннелю шёл скорым шагом, но сразу за железной дверью двинулся крадучись, и прежде всего затворил её на засов. Дальше по деревянным трубами вовсе полз неслышно и, выбравшись в сундук, сначала прислушался, лишь потом поднял крышку. Пожалел, что ключ, дорожный пистоль, висит на стене: хорошо бы ещё закрыть на замки сам сундук, чтобы окончательно захлопнуть ловушку…

Ступать в деревянных от времени ботинках бесшумно оказалось не возможно, снимать же некогда. Поэтому он включил фонарик и осветил пространство покоев. И увидел на ложе, под одеялом, неподвижные очертания женского тела, укрытого с головой. Увидели сразу же не поверил собственной мысли: не могла Дива прийти в светлицу и просто так лечь в его постель! Нереально, невозможно ни при каких обстоятельствах…

Не выключая света, он приблизился на цыпочках и отвернул край одеяла: на леопардовой шкуре лежала смуглая, с бронзовым отливом летнего загара Лела. Даже обнажённая грудь была золотистой, словно два крупных, перезревших персика.

— Это я, — шёпотом сказала она. — Ты ждал другую? Но пришла я. Другая тебя не выбрала.

Ражный скинул шинель и сел на пол рядом с ложем, погасив фонарь. Её нежная на вид, узкая рука приподнялась, легла на голову, и он ощутил силу по– птичьи когтистых, проникающих в волосы пальцев.

— Ты мой. Я хочу тебя.

Он попытался высвободить голову, но рука уже намертво захватила добычу. И это уже была не Лела, не её нежная и трепетная ручка…

— Ступай к себе, — холодно отозвался он.

— Я знаю, ты ищешь Белую Диву, — вдруг произнесла Лела. — Поэтому уходишь по ночам… Но её нет! Это сказки, народные легенды, местный фольклор. Я слышу его уже несколько лет. Все ищут Див, но никто не встречал, не видел. Все ждут любви, а её нет! Не бывает. Обман, иллюзии, кажущаяся реальность… Есть эротическое притяжение полов, врождённое стремление к продлению рода. Совпадение желаний мужчины и женщины обладать друг другом. Есть просто секс! Я хочу тебя, а ты — меня. Есть желание наслаждаться близостью. И рожать детей. Больше ничего нет, Ражный!

— Уходи, — попросил он, ничего не объясняя.

Она медленно ослабила руку, и перестали потрескивать корни волос. Ещё через минуту тишины пальцы её стали ласковыми, щекочущими, но голос надломился.

— Больше не хочу приезжать каждый год и давить проклятый виноград. Ненавижу вино, вдову, смотрины, несчастных девиц. Презираю этот дом и горы… И очень хочу, чтобы вино у тётки превратилось в уксус. Давай его испортим с тобой, Ражный? Ты больше никогда меня не увидишь. Ничего не бойся, все спят. Я такие чары напустила…

Вячеслав уклонился от манящей руки.

— Спокойной ночи, — ушёл и лёг на музейный сундук, укрывшись шинелью.

Ещё целую долгую, звенящую минуту Лела была неподвижной, затем послышался шорох какой–то одежды, и показалось, в полном мраке, словно звёзды, засветились её голубые глаза.

— Благодарю тебя, — прошелестел её дрожащий шёпот. — За веру. Буду давить виноград. И слушать голос брожения…

Она ушла на цыпочках, как ходила по светлице Дива, и даже скрипучая лестница под её легкими, невесомыми ногами не скрипнула.

Утром Ражный вычесал из головы горсть вырванных с корнем волос. Нежная ручка Лелы умела превращаться в руку аракса, владеющего тайной волчьей хватки.

На встряску вина она не явилась, Вячеслав катал бочки, слушал и вдыхал ароматы в одиночку, вдруг уловив голос и запах зрелости. Вместе с окончанием бурного брожения заканчивалась и какофония звуков, хаос превращался в гармонию, в некую весёлую, бравурную, звонкую мелодию, напоминающую капель. При этом бочки начинали источать не угарный, затхлый воздух, а бодрящий, весенний, солнечный. Раздавленный, выжатый, превращённый в мутную массу виноград перевоплощался и обретал иную форму и содержание. И впрямь, происходило зачатие, словно в материнском чреве, когда из осклизлого сгустка зарождается новая живая материя и по прошествии срока непременно родится дитя.

Это простенькое открытие вдруг притянуло мысли и воображение настолько сильно, что он, словно акушер, переслушал все брюхатые бочки в сарае, потом в винном погребе и точно определил сроки брожения в каждой.

Причём оказалось, один и тот же сок, залитый в бочки в один и тот же день, бродит совершенно по–разному, а значит, другим будет и вино. То есть в самом деле вся суть крылась во вместилище, в сосуде, вынашивающем оплодотворённое семя!

Вдова застала его сидящим на ступеньках погреба. Волк лежал рядом и откровенно, по–человечески, дремал.

—Вы что тут, заснули? — проворчала грубовато. — Всю ночь колобродили, спать не давали, теперь на ходу дремлете… Иди затопи печь в сарае, выстыло… Привычных уже дымов не было ни у реки из бани, ни над сараем.

—Что же твоя истопница? — с намёком спросил Ражный. — Не пришла сегодня?