Волчья хватка. Книга 3

— Военную форму могли и бандиты стащить, — предположила. — Незаконные вооружённые формирования. Бывает, забредают зимой…

— В рыбьей коже? — ехидно спросил Ражный. — Или змеиной?

— Нет, они сухопутные, — серьёзно заметила вдова. — И больше головы бритые, но с бородами… Чего бродят? Чего добиваются?

Ражный стал выбирать всё, начиная с кальсон, и сразу же на себя натягивать. И оделся уже наполовину, когда вотчинница подала голос, только уже совсем другой, разочарованный, как у неудачливой свахи:

— Неужели никто не приглянулся? Не царапнул сердце?.. Лела вон как на тебя смотрит. Да и Арина… Ульяну и ту зацепил. Между прочим, сёстры мне родные племянницы!

Вячеслав вспомнил, как она перепутала их имена, усомнился про себя и вслух сказал:

— Что–то я не заметил…

— Как смотрят, не заметил?

— Ну да… Они и глаз не поднимают, скромные такие, стыдливые…

— Потому что слепой! Один знак, и любая твоя. Кстати, ты вон даже полотенце Лелы взял в бане! Судьба!..

— Она какого рода?

— Что тебе род? — голос старухи стал насторожённым. — Роды старики выбирают, когда малых отроковиц обручают. А любовь рода не ищет.

Она подождала ответа, однако Ражный молчал, перебирая куртки — то рукава коротки, то пуговицы не застёгиваются.

— Из рода Матеры Лела, — после паузы продолжала вдова. — Потому смугленькая, на персиянку похожа… Знаешь, откуда род произошёл?

— Знаю, — буркнул он и через некоторое время добавил: — Только не похожа. У девиц ловчего рода руки жёсткие, как у кузнецов.

— Гляжу, ты уже специалист по девичьим ручкам, — язвительно вымолвила вдова. — Ох, приглядись, Ражный! Жалеть станешь потом, в глазах стоять будет… Ты мне только знак подай, я племянниц быстро спроважу. Они ещё совсем юные, а Лелу пора выдавать. Третий раз приезжает виноград давить. Нет, что я говорю? Четвёртый! И вино не портится, а всё никак не выберет…

Он сел на пол и стал примерять новые, кургузые от долгой лёжки, отвердевшие ботинки. Вотчинница обидчиво вздохнула.

— Заметила я… Скоро девчонки скисли. Их же родители в строгости держат, хоть и в миру живут. А тут ражного жениха показали! Эдакий молодец!.. Тебе чего надо, сам хоть знаешь? Ковыряешься, как сытый кот после свадьбы. На себя–то посмотри!.. Изрядно потрёпанный, если не сказать драный. Тебе самых лучших невест привезли, между прочим! Лелу вон министр всего спорта который год обхаживает, высватать норовит! А она к тебе приехала…

Ражный обулся, хотя ботинки напоминали колодки, и взялся примерять бушлаты. Вероятно, прапорщик тащил со склада всё подряд или современные новобранцы были настолько тощими, что и форму на них шили, как на вьетнамцев. Зато в залежах откопал новенькую солдатскую шинель большого размера и без знаков различия, примерил — впору, и не стал снимать, так и вышел к старухе.

Та оглядела его с головы до ног, усмехнулась надменно:

— Воин! Казачина!.. Я поняла, тебе надо завоевать. Взять добычу! Ты пленниц любишь. Видно ловчий род… Ну что, завоёвывай, завоеватель! Плени, коль удастся… Но всё равно пошли вино делать. Без мужских рук нельзя. Хотя, впрочем, обходились! Видел жёлоб у чана? Чопик достанешь, и само в бочки льётся… Без ваших рук, бывает, даже добрей вино. И девицы бы подолов своих не задирали…

Вотчинница распахнула дверь, ступила за порог, но тут же с испугом заскочила назад. Крючковатый нос распрямился.

— Там кто–то лежит! На крыльце!

— Кто?..

— Не знаю, то ли собака большая, то ли волк!

Вячеслав отодвинул её в сторону и отворил дверь…

Молчун лежал на ступенях, зализывая стёртые об асфальт и камень лапы…

Глава 13

Норовистый, диковатый красный конь был редкой масти: сам цвета зоревого неба, а нечёсаные, неухоженные хвост и грива — золотистого, так что и ночью светились. Приметный этот жеребец пять лет в монастырском табуне особняком ходил, никого близко не подпускал, а попытки его поймать и объездить были тщетны. Многих лихих наездников и пастухов из числа послухов да иноков покусал, полягал задними, побил передними копытами, а одного сметливого аракса, сумевшего аркан набросить, волок за собой с версту, изувечив десницу. И утешился страдалец тем, что, пока тащился следом, выщипнул у него из хвоста горсть золотистого волоса да потом себе главотяжец сплёл.

А конь словно возгордился своей красотой да волей, скакал себе в удовольствие, любовался, какой он величественный и статный, гарцевал перед кобылицами. За это хотели его сначала в табуне на племя оставить, но случайно изъян усмотрели: красный вспять не ходил. Сухие жилы у всех четырёх ног его коротки были от природы, назад шагу не сделать. От того копыта узкие и скошенные назад, землю так бьют, что комья летят, словно он всё время в гору