Появление Молчуна не просто встряхнуло и взбудоражило Ражного; вдруг наполнило существование в Дивьем урочище ощущением рокового предзнамения. Он почти физически ощутил, как замкнулся большой круг некой предварительной жизни, завершилась обязательная прелюдия перед грядущим будущим. И это будущее вот оно, рядом, и бег времени его уже пошёл или пойдёт, если не в считаные дни, то уж точно в месяцы, и именно здесь, в затерянном горном урочище. Волк словно точку поставил. Оставался единственный вопрос: с чего начнётся следующий круг?
И ответ пришёл сам собой: конечно же опять с поединка! Только не на вотчинном — на Дивьем ристалище.
Ражный сел на ступени крыльца рядом с отстранённым Молчуном, однако же не дотронулся до него, никак не выразил своих звенящих от напряжения чувств. Старуха наконец–то осмелилась и выглянула в дверь, слегка отворив её.
— Ручной, что ли? — спросила с отлетающим испугом.
— Мой брат, — сдержанно представил Ражный.
Вдова осторожно вышла из дому, обошла сторонкой и взглянула спереди.
— А что, похожи, — заключила. — Где он глаз–то потерял?
Вячеслав заметил седую шерсть, отросшую на шраме, затянувшем вспоротый живот Молчуна.
— Лишили его глаза…
— Боярин ничего не сказал, — вспомнила вотчинница. — Что ты с волком будешь.
— Откуда ему было знать? — усмехнулся Ражный. — Не всё делается по боярской воле…
— Он теперь что, так при тебе и будет? — отчего–то встревожилась старуха.
Молчун в её планы явно не входил и теперь создавал если не срыв спектаклей, то неожиданные трудности.
— Как захочет, он вольный…
— Девчонок как бы не напугал… Имя есть у него?
— Молчун… Только не отзовётся, если не захочет.
Подушечки лап у волка были словно рашпилем сточены, один палец с когтем и вовсе вырван, сукровица сочилась…
— Кстати, боярин сказал у тебя поруку спросить, — напомнил Ражный.
— Почему у меня? — возмутилась вдова. — Я что, калик, поруки разносить?
— У меня поединок назначен! Только с кем, когда, не знаю. Сказано, Булыга растолкует.
— Кто бы самой Булыге растолковал! — сердито выкрутилась старуха. — Прислали его на курорт, ещё и недоволен, подраться норовит. Барышень даже не замечает.
В этот миг он поймал себя за язык, чуть не заявив, что его интересует другая барышня, в одеждах из рыбьей шкуры и с узенькой, лёгкой ножкой. Которая сначала хищной ночной птицей над головой кружила, а теперь дерзко его задирает, ставя в глупое, дурацкое положение. Можно сказать, пионерские шутки устраивает, если бы не камень, коим была подпёрта дверь. И это уже не плод его тоскующего воображения — конкретный вызов.
Говорить подобного было ни в коем случае нельзя, очень уж смахивало на жалобу курортника, приехавшего отдохнуть, мол, проходимцы мешают.
— Барышень заметил, — выразительно произнёс он. — И они очень нравятся. Я их понимаю…
Волк вдруг сам положил голову на колени и посмотрел в лицо единственным глазом. Ражный снисходительно выпутал из загривка приставший репей.
— Что, братан, притомился от дорог?
— Волков ты понимаешь, — недовольно проговорила старуха. — Вставай, пошли вино разливать. В следующий раз одежду береги! Сам видал, больших размеров нету.
Вячеслав молча поднялся и пошёл в сарай — Молчун потрусил следом, сопроводил до дверей и лёг у порога. Всё оставшееся до вечера время Ражный откровенно рассматривал невест, даже заигрывал, снимая и подсаживая их в чан, предлагал ножки обмыть тёплой водой, однако на ухаживания девицы почему–то перестали отвечать вниманием, ходили смотреть сквозь щёлку в двери на живого волка и обсуждали его между собой.
А ночью, уже в третьем часу, дождавшись, когда перестанут шептаться в кельях на втором ярусе и каменный нижний этаж затихнет, открыл музейный сундук и со спичками полез смотреть потайной ход из светлицы. Прополз до железной двери, попробовал открыть руками, затем плечом — запор с той стороны держал намертво. Если эта русалка стащила сегодня одежду, значит, не сидит в подземелье, свободно разгуливает, где хочет, и у этого лаза есть выход на поверхность.
Он вернулся в светлицу, обрядился в шинель, взял ботинки и ступил на лестницу. Однако после третьей ступени сработала скрипучая сигнализация, старуха на печи проснулась и глухо спросила:
— Ты куда?
— Молчуна посмотрю, — отозвался он. — Фонарик есть?
Бдительная вотчинница решила устроить допрос:
— А чего смотреть?
— Скулит, — мгновенно соврал Ражный.
— Что–то я не слышала…
— Спала!
Старуха сделала паузу и наконец, зевая, сказала:
— Ладно, в машине возьми фонарик, в бардачке…
Волк никакой видимой радости не выказал, просто молча поплёлся за вожаком стаи, осторожно ступая на больные лапы.