Волчья хватка. Книга первая

Колеватый никогда не боролся в Ражном Урочище, не знал, что его ожидает, потому и бросился искать дубраву, а найдя её, определил, где ристалище, но не мог понять, каковым оно будет в день поединка (тут и занятость матёрым помогла), поскольку борцовский ковёр восемь лет стоял в запустении. И сейчас, когда его превратили в соху, он на какое-то время потерял всякую инициативу и волокся за вотчинником, буквально как мешок.

Воспользовавшись этим, Ражный пошёл на обострение, резко поменял направление тяги и провёл удачный бросок, не выпуская пояса. Колеватый рубанулся лицом в землю, но его потрясающее умение мгновенно перемещать центр тяжести — будто мощная внутренняя пружина распрямилась — вмиг поставило на ноги, и даже коленями земли не коснулся! Однако шея сама попала в хомут, и вотчинник повёл голову поединщика к бедру, проверяя, здесь ли слабое место. И сразу же ощутил мощное сопротивление! Мало того, Колеватый выпустил пояс Ражного и перехватил ногу под колено.

Такой поворот был неожиданным — видимо, обиделся, что и рожей попахал ристалище, взорвался и перешёл в новое качество, как графит переходит в алмаз при высокой температуре и давлении, — в состояние Правила. Но если им сейчас водила обида, оставалось только жалеть, что не воспарил летучей мышью; иначе бы в тот же миг увидел все прорехи в его поле! Когда араке на ристалище предавался не мастерству, а этому чувству, то и Правило не спасало от уязвимости.

Обида, по сути, открывала его, и оставалось увидеть ослабленное Место и нанести удар…

Как всякий петух, Колеватый рвался к свободным движениям и, захватив ногу, наконец-то упёрся, чуть ли не по колено уйдя в землю, и теперь выбирал момент для более плотного захвата и броска. Чтобы не дать ему сгруппироваться, Ражный ещё крепче стиснул пояс, сдавил шею сгибом руки и, сам распахивая ристалище, медленно потянул пленённую ногу назад. Соперник чуть приспустил захват и вдруг начал каменеть, наливаться твёрдостью и будто увеличиваться в размерах. Он пытался освободить свой пояс, дабы получить желанный простор для движения, хотя бы небольшой — этакий люфт для броска. Тогда вотчинник свёл пальцы левой руки, скрутил толстую полосу воловьей кожи в трубку, обманчиво прослабил ногу и в следующий миг рванул пояс на себя, рассчитывая выпрямить Колеватого и таким образом высвободиться из захвата.

И тут произошло неожиданное: пояс лопнул, и концы его выскользнули из сжатого кулака.

Освобождённый поединщик немедленно выпустил ногу и вырвался на свободу. Воловий ремень спал с него, отлетев в сторону. Да, хоть и пахло от него штабным писарем, но он был человеком военным — сразу перешёл в наступательный кулачный бой, норовя пробить уязвимую сторону. А Ражный, прикрывая рану, пошёл на сближение, подныривал под его удары, метался по сторонам, с глухой защитой бросался в лоб. Колеватый же познал, в чем силён соперник, не подпускал ближе чем на расстояние вытянутой руки и тем самым стал выматывать силы и более давить психологически, ибо-полностью сосредоточился на его правом боку. И все-таки вотчинник дважды сближался с ним, захватывал шею, но удержать поединщика на короткой было не за что. Машинально он хватал его за рубаху, однако после несильного рывка в кулаке оказывался клок тряпки.

Он ещё чувствовал в себе силу и упорство продолжать второй тур братания до конца, пока теневая стрелка солнечных часов не покажет условленное время. Он не собирался уступать и снижать планку азарта и одновременно ощущал, как теряет инициативу, отдаёт её свободному, безременному Колеватому, а при братании не принято тянуть время — напротив, следует зарабатывать очки, ковать победу в третьем периоде.

Отец предупреждал: как побратался, так и посечешься…

Ражный знал, как можно взять поединщика и без пояса, смирить его и держать сколько угодно; и левая рука, наученная этому приёму с юности, с трудом выстаивала против искушения, поскольку ещё не пришло время сечи, а в братании эта хватка была запрещённой.

Колеватый все больше увеличивал напор, отрабатывал упущенное в начале раунда и опять сменил тактику — сам лез в руки, сам толкал шею в клещевину локтевого сгиба, зная её толщину и крепость, давал выдрать пару клочков из рубахи и, будто смеясь, выворачивался. Левое ухо у него уже было надорвано, по горлу и груди сбегали капли крови и больше его раззадоривали. Он пропустил несколько прямых ударов по корпусу и один в челюсть, заставивший его отскочить, чтобы не упасть, однако Ражный не прочитал замысла соперника, на секунду утратил бдительность, сделал мощный рывок на сближение, попытку встать в позицию братания с захватом ноги и открыл правый бок…

Если бы поединщик ударил прямым — доломал бы остатки рёбер и размозжил печень. Но удар пришёлся боковой, из неудобного положения, хотя и этого хватило, чтобы сбить с ног. Ражный упал на бок, в первое мгновение не ощутив боли. Мгновенно вскочил на четвереньки, но распрямиться уже не успел: Колеватый навалился сверху и замкнул руки под животом.