Волчья хватка. Книга третья

Отпустил свою пиратскую ватагу Северьян и вздумал грехи искупать. Поселился у фрягов на берегу моря, вспомнив, что правоверный, перекрестился в латинскую веру и так поначалу пристрастился к божескому служению, что священником стал, скрыв своё прошлое. А известно: кто двуликой жизнью живёт в храме, тот особенно прилежен и одержим в молитвенных трудах, да только латиняне о том не ведали и, видя прилежание в вере, послали Северьяна в Геную, суды чинить над еретиками.

Поглядел городецкий купеческий сын, как людей на кострах жгут да в реках топят, — даже у бывшего пирата жила не стерпела, бежал он на попутном корабле обратно в Кафу. Хотел на Оку перебраться, к сродному брату, чтоб век скоротать, однако по пути услышал про Троицкую обитель, где всех бывалых людей, готовых отчине своей послужить, принимают. Тут Северьян вспомнил имя своё исконное и ещё то, что Отечеству за всю жизнь и дня не служил. Расспросил, как найти заветную пустынь, пришёл да в ворота постучал. Игумен сначала его в келейке своей пытал долгими беседами, потом в храмовом приделе правил, но до пытошного скита и дыбы не дошло — отправил на правёж к ослабленному старцу, что жил отшельником в келейке.

Поскольку ещё послухом Северьян изведал о воинстве иноческом, то вспомнил ремесло пиратское и, невзирая на мужалый возраст, попросился в ратники, мол, знакомо мне оружье огнестрельное, пищали и мортиры, кои на Руси в диковину, а я бы мог всю братию обучить. Чем не огонь небесный? Однако Ослаб иной урок задал, вернуться в Кафу в образе латинянского священника и там вызнать, какую подмогу готовят генуэзцы ордынским ханам и темнику Мамаю. Северьяну не хотелось возвращаться к прежней жизни, тем паче в Кафу, но коль уж вызвался служить отчине, то и противиться не стал.

Без малого два года он подвизался при княжеском дворе Кафы, за мудрость, проницательный ум и полезность свою сподобился заполучить доверие и много чего разузнать. Ослабу тогда и стало известно, что с помощью фрягов Мамай мыслил заполучить всю власть в Орде. А ещё в Кафе чуть ли не открыто обсуждали, с кем из московских бояр и удельных князей темник, правивший от имени хана, встречается, какие разговоры ведёт. И кто из них готов перейти на сторону Орды, выступить против великого князя, если тот вздумает сразиться с татарами. И от Северьяна же узнал, что рязанский князь Олег сговорился с литовским Ягайлой и теперь они вместе уговаривали Мамая поскорее двинуть войско в русские пределы, дабы молодой Дмитрий испугался, оставил стольный град и бежал в северные земли. Олег с Ягайлой тем часом войдут в Москву и Владимир, да и встретят ордынцев хлебом–солью, как дорогих гостей. Потом–де и ярлыки получат на княжение, поделив Русь между собой и давая Орде прежнюю дань, которую Дмитрий платить отказался. А выгода у Кафы одна, торговая: генуэзцы вновь получат невольников во множестве и по малым ценам, коих станут продавать по всему Средиземному морю. Оттуда же возить товар диковинный, сравнимый разве что с огнём небесным, который разит на сто шагов и более, — кулеврины, пищали и огненный припас к ним.

Многое из того, что ослабленный старец получал от своего лазутчика из Кафы, ни игумену, ни тем паче великому князю не сообщал, опасаясь, что тот по молодости лет своих и яростном сердце не сдюжит и, наспех собрав войско, пойдёт карать изменников. И по поводу тайных сношений латинян со Вселенским патриархом Филофеем умолчал, ибо сам был поражён подобным известием. Так–то они будто бы находились в постоянных распрях с римским папством, а на деле существовали мирно, особенно в делах торговых, и каждый радел за свою выгоду оттого, чтоб ордынское иго никогда не кончалось. А скрыл правду от великого князя Дмитрия, чтоб тот не впал в отчаяние, вообразив, что не Орда, а Запад и Восток, тайно сговорившись, подобно вурдалакам, пьют кровь из покорённой Руси.

Меж тем Северьян так пришёлся к кафскому двору, что вскоре был отправлен к Филофею тайным послом при патриархе. И ещё три долгих года прожил в Константинополе, время от времени посылая нарочными вести Ослабу. Получая их, отшельник всё более убеждался, что вывести из неволи отчину возможно, лишь имея могучий Засадный полк. И собрав его однажды, нельзя распускать во все времена, ибо Орда бессмертна, как бы в последствии ни прозывалась, в какие бы цвета одеяний ни рядилась, какие бы слова ни начертала на своих хоругвях. Покуда сущи араксы, готовые выйти на поединок с супостатом, до той поры и будет суща Русь.

Знаки, полученные веждой, означали, что Северьян наконец–то вернулся из–за моря и ныне пребывает в потаённом скиту, дабы никто из чуждых и послухов обители не лицезрел его.