Волчья хватка. Книга третья

Он выбрался из подземелья, сел на край сундука и только сейчас увидел клок вырванной одежды. Гостья была обряжена в змеиную шкуру! По крайней мере, так показалось вначале: сверху мелко чешуйчатая, серо–синяя, со стальным отливом, как кольчуга, а изнутри почти белая и плотная. Однако при этом кожа была настолько эластичной, что тянулась во все стороны, словно резина. И только под лампочкой рассмотрели догадался —рыбья! Натуральная, с мягчайшей мездровой стороной, от какой–то очень крупной и редкостной рыбы. Возможно, белуги, но особой выделки, придающей мягкость и прочность одновременно.

И самое главное, клок этот выразительно пах лавандой. В руках Ражного оказалось свидетельство вполне плотского существования призрака. Вчера ночью по светлице ступала на цыпочках русалка в рыбьей чешуе! Она же парилась в бане, плескалась в речке, и она же летала совой! Причём эта ласковая на ощупь птица в самом деле оказалась невероятно мощной, как её хищные лапы, ибо не он сделал хватку и вырвал клок крепчайшей кожи; она сама вырывалась так, что оставила в руке часть своей одежды!

И хоть бы напряглась или обозначила рывок голосом, дыханием…

Вячеслав свернул добычу, спрятал в нагрудный карман, потом закрыл сундук на замки и выключил электростанцию. Он испытывал некое замешательство и одновременно торжество исполненной мести — за полёты совы у себя над головой, за запертого, связанного незримой нитью нетопыря под теменем. За спущенный банный жар и сожжённую в печи цивильную одежду! Мести, конечно, не равнозначной, мелкой, больше символической: вот если бы удалось выволочь эту русалку на свет, взглянуть на неё в живую и спросить, что нужно, чем не угодил, вот тогда была бы чистая победа.

Он снова лёг на сундук, некоторое время прислушивался, будучи уверенным, что русалка после такой встречи не захочет ещё раз клюнуть, пробраться в светлицу, и так незаметно уснул.

А она всё же вынырнула из своих подземелий, только уже с другой стороны, и отомстила с неожиданным коварством. Когда утром Ражный спустился вниз, чтобы сходить в туалет — всё благоустройство у вдовы состояло из деревянного сортира на улице, — входная дверь оказалась запертой снаружи. Причём так, будто её подпёрли чем–то тяжелым и незыблемым. Выбраться сквозь окно–бойницу нечего было и думать, тем паче ни одна рама никогда не вынималась. Выход на волю оставался один — через дверь на гульбище в светлице. Однако и её открыть удалось не сразу, самодельные затворы приржавели и поддались, когда он снял со стены боевой топор с клевцом на обушке. Этим клевцом и подцепил неуловимый пальцами шпингалет.

До земли было метров шесть, однако прыгать на камни с переполненным мочевым пузырем он не рискнул и, по–воровски озираясь, стал справлять нужду. И в тот же миг услышал смех, заливистый, ехидный, чем–то напоминающий смех вдовы, только юный. Русалка пряталась где–то у края виноградника, скорее всего, за пирамидой кольев, заготовленных для шпалер. Спрыгнув с гульбища, Ражный бросился к этому месту и никого не обнаружил, но когда оглянулся на дом, в первый момент слегка оторопел.

Входная дверь оказалась подпёртой угловатым, замшелым камнем весом эдак тонны в полторы, недавно вывернутым из земли и ещё не обсохшим.

Подобные глыбы лежали в основании уступов на винограднике, устроенных по южному склону, в фундаменте самого дома и за останцем. Ночью, когда русалка вырвалась в сундуке, оставив в руках клок своей рыбьей кожи, он хоть и отметил её силу, но как–то по достоинству не оценил. А сейчас узрел её явную демонстрацию, при чём Ражный был уверен, что за ним сейчас наблюдают и ждут действий. Медлить было нельзя, ибо он ощутил состояние некоего завязавшегося поединка, и следовало отвечать, особенно не раздумывая.

Он взбежал на крыльцо и тут ещё раз мысленно восхитился соперником: к таким камням приковывали в Сиром урочище буйных араксов, чтобы не сбежали. Конечно, впечатлить эту рыбину можно было единственным— поднять глыбу и пустить по воздуху куда подальше или, на худой случай, взвалить на плечи, отнести и положить там, где она век лежала. Судя последам, камень сюда прикатили из–за останца, на земле остались глубокие вмятины от его острых граней. Однако Ражный к таким подвигам не был готов, сходу войти в состояние Правила, да ещё в малознакомом месте, не получилось бы, поэтому он на миг затаил дыхание и доказал, что не зря носит своё прозвище, давно превратившееся в фамилию. Одним коротким рывком, будто походя, чуть приподнял глыбу и пустил её вниз по пологому склону гребня, на котором стоял дом. Краем глаза успел проследить, что камень протаранил хлипкий дувал и покатился к речке. Рывком открыл дверь, вошёл в дом и только здесь начал дышать.

Ждать ответного действия можно было в любую минуту, причём самого неожиданного —незримый соперник отличался изобретательностью и, похоже, только входил во вкус. Около часа Ражный на улице не появлялся, стараясь предугадать его следующий шаг, и когда вышел, увидел, что русалка приступила к своим прямым обязанностям: из железной трубы над сараем шёл дым.