Волчья хватка. Волчья хватка‑2 (сборник)

— Но ты же зверь!.. Поднимайся!.. Слышишь? Разве ты не знаешь вкус мести? Я разорил твоё логово! Я навёл стрелков, натравил охотников!

Ражный наступал, окрашивая снежное ристалище в алый цвет. Он уже чувствовал, как вид собственной крови возжигает в сердце неукротимую ярость и жажду победы.

Волк же, сделал два скачка в сторону, покружился и лёг. Голова его не держалась, по телу пробегали конвульсивные судороги.

— Ну что же ты, Молчун?.. Я подставил под ружья твоих братьев. Я застрелил отца твоего! И содрал с него шкуру!.. Отомсти же мне, зверь!

Волк тряхнул головой и с трудом оторвал её от земли — подломившиеся оба уха разъезжались по сторонам. Наконец он приподнялся на передних лапах, взрыл ими землю.

В нем ещё была мощь — крепкий, жёсткий дёрн полетел комьями! — и вроде бы решительно клацнули зубы, но Ражному почудился смиренно-решительный голос:

— Довольно…

— Нет! — почти взревел он. — Пир Судный!..

Прикрыв взгляд бельмом, Молчун вскочил, метнулся в одну сторону, в другую, потом внезапно пошёл по ристалищу штопором — закрутился серый вихрь, побежал по кругу, вместе с собою заворачивая пространство в тугую спираль. Это был дикий, сумасшедший танец, и хотя язык его оставался неясным, Ражного вдруг обожгло горячим степным ветром, слух пронзил древний монотонный напев — вой ли волчий, колыбельная ли песнь без слов? Или это был голос ветреного бескрайнего простора, голос Космоса, ниспадающий на землю и понятный всякому живому существу?

Чудилось, что зверь, как в сказке, закончит это стихийное кружение, ударится о землю и предстанет в новом образе.

А он повертелся, замедляя движение, как теряющий силу волчок, перевернулся через голову и лёг.

На брюхе зияла огромная рана, которую может оставить лишь волк особой хваткой снизу вверх…

Полежал и пополз, разматывая по ристалищу остатки жизни, тянул её за собой, как после рождения не отрезанную ещё волчицей пуповину…

Ражный догнал его, опрокинул на бок и зажал рану руками. Молчун попытался вырваться, стряхнуть человеческие руки, и когда не вышло — оскалившись, потянулся к ним…

И не посмев тронуть, откинул голову.

А Ражный заталкивал, забивал назад рвущуюся из волчьей плоти жизнь и озирался, чтобы позвать на помощь людей.

Однако в этот час ни в дубраве, ни вокруг уже не было ни единой души — ни птичьей, ни человеческой.

Разве что тяжело покачивались насиженные и оставленные ветви…

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ

ВОЛОГДА — РАЖНОЕ УРОЧИЩЕ, 1999 г.

Волчья хватка-2

1

Сирое Урочище располагалось в северных Вещерских лесах и, несмотря на близость к обжитым землям, даже среди старых араксов считалось самым потаённым из всех иных урочищ Воинства. Многие поединщики, будь то вольные или вотчинные, получив поруку, под любым предлогом оказывались в районе места схватки, дабы отыскать дубраву, прочувствовать силу, исходящую от земляного ковра, и приготовиться к поединку. И редко кто из них по доброй воле отправлялся на Вещеру, чтоб отыскать это мрачное, с дурной славой Урочище; все знали, что попасть в монастырский скит возможно лишь по приговору суда Ослаба и обязательного послушания, которое длилось не меньше девяти месяцев.

Ровно столько, сколько требуется для зачатия и рождения нового человека.

По рассказам Елизаветы, если кто-то из поединщиков, разочаровавшись в мирской жизни и презрев обычаи, приходил в Вещерские леса, то мог блуждать здесь хоть до смерти, безрезультатно исхаживая пространство вдоль и поперёк. Чаще всего люди теряли рассудок и ориентацию, хотя пытались двигаться по солнцу, звёздам или компасу. Можно было, например, зайти с одной стороны и неожиданно оказаться совсем в другой, эдак за полсотни километров. Особо упрямые исследовали лес шаг за шагом, от дерева к дереву, даже нитки натягивали, но все равно блуждали и, кому удавалось вернуться, говорили потом, что в некоем месте слышали голоса, крики, мычание скота, лай собак, стук топора, даже чуяли дым, запах свежеиспечённого хлеба и отчётливо видели летающих пчёл — одним словом, полное ощущение человеческого жилья.

У всех, кто хаживал в недра Вещерских лесов, в том числе и у местных жителей, существовало поверье: если забрёл далеко и вдруг услышал треск сороки или назойливую кукушку, готовую сесть на голову, в тот же миг разворачивайся и пулей назад. Промедлишь и непременно заблудишься или найдёт помрачение ума, внезапное затмение и очнёшься потом неизвестно где и неизвестно кем: люди забывали, кто они, как их зовут, и не узнавали своих родственников.

Врачи называли это амнезией и полагали, что болезнь — заразная и передаётся неведомым путём…