Волчья хватка. Волчья хватка – 2 (сборник)

Он вдруг ощутил голод и вспомнил, что не ел уже двое суток. С детства он был приучен есть только на ночь – пище требовался покой! – и исключительно твердую пищу, без печеного хлеба. Вместо него употребляли пресные сухие бублики и баранки. Миля оживилась, когда он резко встал, однако, не удостоенная даже взгляда, вновь осела, будто снег, сбитый с дерева. Ражный вышел в кладовую, где находились его собственные запасы, снял с проволоки длинный и тонкий брусок копчено-вяленой кабанятины, затем на кухонном столе острым ножом нарезал, вернее, настрогал тончайшие ломтики, сдернул с гвоздя связку баранок и сел есть.

И вдруг, ощутив спиной взгляд Мили, перестал жевать.

– Ты есть хочешь? – спросил не сразу.

– Хочу, – без жеманства проговорила она. – Очень хочу.

– Садись.

Она принесла стул, села и, не найдя вилки, взяла мясо руками. Ела без жадности, но в глазах светился голод. С пересохшей каменной баранкой у нее ничего не вышло, и тогда Ражный разломил несколько штук и, положив на тарелку, дал молоток.

– Чтоб зубы не сломала без привычки.

– Как все у тебя странно, – попыталась она еще раз завести светский разговор. – Будто на самом деле сектант… Или нет – монах! Аскетическая обстановка, суровая пища… Как ты спишь без постели, на досках? Твердо же… Я несколько ночей поспала на полу, в вагончике – бока заболели. И пища у тебя… очень вкусная. Только… Только запить бы…

Ражный молча зачерпнул из кадки кружку воды, поставил перед Милей.

– Это у тебя завтрак? Или… ужин?

– Ем, когда голоден…

– Я тоже! – засмеялась она. – В основном ягоды… В брошенных деревнях много малины. И одичавшие сады… Яблоки крупные, но очень кислые. Много грибов, да я в них не разбираюсь и боюсь отравиться… Оказывается, человеку так мало надо! И знаешь, мне нравится такая жизнь. Первый раз я ощутила свободу. Не ту, о которой все время говорят, спорят, – настоящую свободу. Я стала смеяться! Просто так, когда мне радостно.

– Придет зима – будешь плакать, стрекоза.

– Не буду! Я нашла вагончик, совсем целый. Вставила стекло и отремонтировала железную печку, – сообщила Миля с удовольствием и внутренней гордостью. – Сейчас заготавливаю хворост… Если бы у меня был топор!

– Я дам тебе топор, – пообещал он. – И нож.

Видимо, она решила, что разговорила Ражного, добилась его расположения.

– А скажешь? Откроешь тайну?.. Не давай ни топора, ни ножа – скажи! В чем смысл девственности? Почему природа так устроила?.. Зачем тебе непорочная дева?

– Чтобы продолжить род.

Миля попила воды и встала, осматриваясь: почти совсем рассвело и проявилось строгое убранство дома.

– Ну вот… Я снова начинаю думать, что ты сектант. Так серьезно относишься… к продолжению рода. Несовременно… И не хочешь открыть тайны.

– Ее нет. Никакой тайны нет! Все просто, и об этом знают… По крайней мере, еще недавно знали. Лет сто назад… Если не знали, то поступали интуитивно, по зову голоса родовой памяти. – Ражный убрал тарелку в шкаф, смел крошки со стола. – Или… по образу и подобию Божьему.

– Не понимаю… Пока ничего не понимаю!

– Почему Господь избрал девственницу Марию, чтобы родить своего Сына, Христа? Почему все пророки рождались от непорочных дев? А стали бы они пророками, будучи рожденными порчеными женщинами?

– Не знаю… Это сложно. Я не разбираюсь в религии, хотя в школе нам давали. – Она все больше смущалась. – Но никто так не ставил вопросов…

– Ты слышала, в некоторых племенах существовал обычай: вождь обладал правом первой ночи?

– Да! Конечно, слышала!

– Зачем это ему было нужно?

– Дикие обычаи, наверное… Пенки снимал.

– Работал! Заботился о здоровье своего племени.

– Это шутка, да? – неуверенно спросила она.

– Добро, скажу проще, – согласился он. – Первый мужчина закладывает… души всех будущих детей, которых потом родит женщина, независимо от кого. Генетический код, тончайшую материю разума и сердец для всего потомства… И еще… Он делает ее матерью. Дает то, чего нет еще у девственницы – ген материнства. Я хочу, чтобы души моих детей стали продолжением моей души. Хочу, чтобы моя жена получила дар материнства от меня. И тогда мой род продлится. В противном случае он прервется, а на свет появятся ублюдки, родные только по крови.

– И это – все? – растерянно спросила Миля.

– А разве этого мало?

– Нет… Я была не готова к такому… Думала, все на самом деле проще…

– Теперь ты скажи, – перебил Ражный. – Как попала в мой дом?

– Сюда?.. Но дверь и правда была открыта.

– Хоори дал тебе ключ?

– Не давал… Почему ты мне не веришь?

– Может, тебе дал его Поджаров?

– Да нет же, нет!..

Дом вдруг содрогнулся, зазвенела посуда в шкафу, и в потоках зоревого света из окон закружилась пыль.

– Что это? – испугалась Миля, инстинктивно качнувшись к Ражному. – Землетрясение?..

– Похоже, – пробормотал он, прислушиваясь: откуда-то из недр дома донесся сдавленный, короткий вскрик…

– Какой странный у тебя дом… В нем радостно и страшно!

– Погоди! – Ражный отстранил ее, выскочил в коридор и, на ощупь отыскав дверь на поветь, потянул на себя…