Волчья хватка

Ражный сделал из этого единственный вывод: Колеватый был опытным борцом, и будущий его поединок — даже не десятый. Дело в том, что ни явившийся на схватку странствующий вольный поединщик, ни вотчинник, в роще которого предполагался бой, не знали и знать не могли, сколько каждый из них провёл состязаний в дубравах и с каким результатом. Если, разумеется, араксы сами не выдавали каким-либо образом эту сокровенную тайну. Колеватый мог лишь догадываться, что Ражный готовится к своему первому поединку в дубраве, как сейчас Ражный угадывал в сопернике его опытность.

Впрочем, это мог быть всего лишь психологический приём давления — как бы ненароком, косвенно подтвердить предположения противника. Мол, гляди, я стреляный волк…

— Если сильно хочется, пожалуй, возьму, — подумав, согласился Ражный. — Матёрый коров порезал, так егерь засидку сделал, а ждать зверя некому. Желание есть — покарауль пару дней. Найдёшь выпас за деревней Стегаиха, там туши лежат, а лабаз увидишь.

И подал ружьё.

Это ему было не по нутру! Не такой охоты он ожидал, да назвался груздем — и отступать было нельзя. Колеватый взял ружьё, патронташ, глянул на часы.

— Так сейчас и отправляться?

— Давай!

Ражный не знал ни его профессии в миру, ни увлечений, однако посмотрев, как поединщик обходится с оружием, сразу же определил военного человека. И это было очень важно! Род занятий накладывает свои отпечатки, быт диктует бытие, а бытие определяет сознание, как учили в школе…

На месте разбоя, возле туш действительно сделали лабаз, но сидеть там было совершенно бесполезно: мстящий людям зверь никогда назад не вернётся, ибо это не добыча, не пища — жертва.

Разосланные по всем близлежащим деревням егеря сейчас больше напоминали сторожей скота, а не охотников и торчали там в надежде, что кто-нибудь из них окажется в нужный час и в нужном месте, однако это пальцем в небо. Как и следовало ожидать, матёрый был непредсказуем и в следующий раз, теперь уже вечером, залез в загон фермера, державшего на откорме бычков, — туда, где его не ждали: в сотне метров дачная деревня, народ ходит и ездит ежечасно, кругом поля и до леса добрых три версты. Ничего не удержало! Ворвался на глазах фермерской жены, рассыпавшей комбикорм в корыта, и та приняла его за овчарку Люту, прогнать попыталась, замахнулась ведром. Волк ощерился на неё, догнал и сходу вырвал у бычка промежность. Молодняк шарахнулся, разнёс изгородь, а он погнал его к лесу, вырывая куски у всех подряд. Пятеро сдохли сами, и двух порвал изрядно, так что прирезать пришлось. Выложил их в одну строчку, на расстоянии ста метров друг от друга — верный признак, что месть ещё не закончилась.

Фермер хохотал, бродя между телячьих туш с окровавленным ножом, радовался, что наконец-то вволю мяса поест и посылал жену жарить свеженинку.

Потом по-волчьи выл, поскольку бычки были его последней надеждой выкарабкаться из нищеты и долгов, чужих взял на откорм, осенью хозяину сдавать, по головам…

На сей раз Баруздин приехал сердитый, в дом не зашёл, вызвав Ражного на крыльцо. В прошлом он работал шофёром, возил районное начальство, устраивал для него охоту на кабанов и лосей и потому, когда власть сменилась, не пропал, оказался в охотоведах. Правда, компдексовал и страдал, что не имеет никакого образования, а ещё из-за своей лысины вполголовы носил прозвище — Кудрявый. И чтобы защититься, напускал на себя неприступность, говорил мало, многозначительно, смотрел хитровато, замкнуто и отличался несгибаемой принципиальностью. Когда-то к Ражному относились в районе как к герою, особенно после «горячих точек» и ранения и, если он приезжал в отпуск, устраивали с ним встречи в Доме культуры, местное руководство приглашало на пикники, охоты и рыбалки. Потом это помогло организовать охотничий клуб и взять в аренду угодья, но жить долго старым жиром не позволяло время и нравы.

Тем более, начала отрыгаться неудачная охота на логове: Баруздина трепали и за то, что поляки уехали недовольные, и за порезанный скот, и теперь он приехал трепать своего однокашника.

А ведь это он уламывал Ражного организовать для панов охоту и ещё намекал, дескать, за поставку клиентов с тебя причитается…

— Что делать-то будешь, Вячеслав Сергеевич? — спросил официально. — Две телеги на тебя в прокуратуру ушли. Или платишь за нанесённый хозяйствам ущерб и добиваешь волка, или…

Он не договорил. Да и так было понятно, что следует за вторым «или» — изъятие охотугодий.

— Извини, есть все основания, — добавил. — Нарушение договорных обязательств. Там определённо сказано: деятельность клуба не должна наносить ущерба сельскому хозяйству. Это же твой волк скотину режет? Твой. Знаешь, и мне наплевать на все твоё колдовство.

— Какое колдовство? — спросил Ражный, глянув на охотоведа в упор — тот все-таки отвернулся. — Опять за старое?

— Люди говорят… Твой папаша такие дела выделывал. Только я в это не верю, потому не боюсь. Со мной ты ничего не сделаешь.

— Тёмный ты человек, Гриша… Это не колдовство.

— Знаю, сейчас называют — феномен.