— Я не хочу, чтобы тебя ругали! Алек — хороший. Он наш друг, почему маме это не понравится? Он совсем не злой, как этот Сашка.
Я только вздохнула и отворила дверь. В доме стояла тишина, но из комнаты родителей доносились приглушенные голоса. Я слишком хорошо знала их, чтобы ощутить взволнованные и гневные нотки в их голосах. Сомнений нет — они знают. Интересно, как именно Саша преподнес им мою историю?
Не успокоишься, пока не узнаешь. Я выпустила руку Леры и решительно вошла в комнату родителей. Папа сидел на диване, а мама ходила из стороны в сторону и наводила порядок в и без того идеальных местах. Родители выглядели взвинченными и напряженными, но едва я показалась в дверном проеме, замерли, словно я поставила фильм на паузу. Из рук мамы выпал флакончик цветочных духов и со звонким стуком разбился о деревянный пол.
Начало конца. Мама спохватилась через несколько секунд и кинулась на поиски тряпки, а отец решительно поднялся с дивана. Я нервно сглотнула и приготовилась с резким словам.
То, что произошло, буквально ввело меня в ступор. Резким движением отец вскинул руку, послышался хлопок, и моя щека загорелась адским пламенем.
— Витя! — не выдержала и вскрикнула мама.
— Ничего не говори, Таня, — оборвал ее отец. — Ты видишь, в кого превратилась наша дочь? Похоже, мы слишком сильно баловали ее в последнее время. Она совсем забыла, кто она и что должна делать.
— Папа, я…
— Замолчи! — рявкнул отец. — Как ты посмела, Женя? Кто это парень? Почему он, в конце концов, в лесу? Отвечай!
— Папа, он друг! — закричала Лера, появляясь в дверях. — Он хороший, не ругай Женю!
Я чуть ли не с мольбой взглянула на сестру. Щека пульсировала болью и щипала, но я не решалась прикоснуться к ней. Я боялась пошевелиться. До этого отец никогда не бил меня.
— Уведи отсюда ребенка, Таня, — сухо произнес отец. — Я поговорю с Женей наедине.
Мама взглянула на меня, а потом перевела взгляд на папу. По ее лицу было видно, как она рассержена и расстроена, но все равно она не хотела оставлять меня одну с бушевавшим тираном.
— Витя, пожалуйста, — тихо проговорила мама, уводя Леру за руку из комнаты.
Сестра взглянула на меня в последний раз, а потом дверь захлопнулась.
— Женя, объясни мне, пожалуйста, свое поведение, я не понимаю тебя. Зачем тебе это надо? Ради чего ты каждый день таскалась в горы? Кто этот молодой человек?
— Алек, — только и ответила я. Слишком много вопросов, а ответы папе все равно были не нужны.
— Алексей? Александр?
— Алек.
Отец всплеснул руками и сцепил их за головой.
— Женя, кто он?
— Алек.
Я была настроена серьезно. Я поклялась, что не скажу про Алека никому, значит — не скажу. Если отцу так нужно, он мог ударить меня еще хоть десять раз. Я не собиралась выдавать своего друга.
— Откуда он вообще взялся?
— Из леса, — ответила я и едва сдержала смех.
Отец грубо взял меня за плечи и встряхнул.
— Женя, ты что пьяная? Отвечай немедленно! Кто он? Откуда он взялся?
— Отстань от меня, — воскликнула я, выворачиваясь из его рук. — Ничего я не скажу. И Лера тоже не скажет.
— Женя, ты что, приняла наркотики? — теперь голос отца звучал удивленно.
Я снова едва не рассмеялась. Неужели я выгляжу так плохо? Отсутствующий взгляд и лицо без эмоций всего лишь моя защита от его острых слов.
— Пап, ты говоришь глупости, — спокойно ответила я. — Можешь отвезти меня в Новосибирск, где у меня возьмут анализ крови и скажут тебе, что ничего подобного в моем организме нет и не было.
Мой тихий тон, похоже, окончательно вывел отца от себя. Он схватил меня за запястье и вскинул руку вверх. Другая рука грубо сжала мой подбородок.
— Ты немедленно отведешь меня к этому парню!
— Ни за что и никогда, — покачала я головой. — Ничего не выйдет, пап. Я не выдам тебе Алека. Ты просто не понимаешь.
— Что у вас было? Он осквернил тебя? Использовал? Угрожал?
Вот теперь я действительно рассмеялась. Смех больше напоминал истерику, но взять себя в руки я все-таки смогла. Что это за слово вообще? Папа действительно сказал это? Осквернил? Переспал со мной?
— Нет, папа, у меня с Алеком не было абсолютно ничего. Ничего.
А как хотелось бы… Я едва удержалась, чтобы не сказать это вслух. Тогда мне действительно предстоял бы поход к врачу. Вот только теперь к психиатру. А может, это действительно необходимо? В последнее время я стала совершенно ненормально реагировать на вещи.
— Я не узнаю тебя, Женя, — устало произнес отец. — Ты пугаешь меня.
Мне вдруг стало его жалко. Отец волновался за меня: как ни крути, я была его дочерью. Родителям положено волноваться и сердиться, особенно, когда дают такой безупречный повод. В уголке сознания зашевелилась надежда. Что если я сумею убедить их, что на счет Алека волноваться не следует. Может тогда они отпустят меня завтра увидеться с ним в последний раз?
— Все хорошо, пап, правда, — попыталась улыбнуться я. — Алек, он…
— Не хочу о нем слышать, — перебил меня отец. — Я упустил тебя из виду и теперь жалею. Впредь я всерьез буду заниматься твоим воспитанием. Я не хочу терять тебя.
— Но папа! — бессильно воскликнула я.