— Нет, ты ошибаешься, Женя, — довольно строго сказала мама. — В тебе говорят подростковые чувства. Не бывает ничего, сравнимого с семьей. Сейчас у тебя трудный возраст, но я хочу, чтобы ты сама поняла, что правильно, а что нет. Ты поступила совсем не правильно, Женя, и как бы ты сейчас плохо себя не чувствовала, ты должна понимать, что виновата сама.
Я глубоко вздохнула. А на что, собственно, я рассчитывала? Что мама скажет, что понимает, как сильно мне не хватает Алека? Что он непременно должен быть рядом со мной?
Я совсем не хотела, чтобы меня жалели, даже наоборот. Но как бы я хотела, чтобы мама поняла меня! Для меня было очень сложно осознавать, что человек, которому я доверяла больше всех на свете, считал, что я всего лишь капризный подросток.
Но я ничего не сказала, а лишь улыбнулась и кивнула. Теперь я действительно стала другой, теперь мама уже не могла помочь мне разобраться во всем. Но, так или иначе, она была моей мамой, и потому я забыла об ее словах, как будто этого разговора даже не существовало.
— Прости, мам, — просто сказала я.
— Женечка, тебе незачем извиняться! Это наша вина. Моя и папина, мне очень жаль, что тебе пришлось пройти через все это. Но такова жизнь.
Я тупо кивнула и встала, направляясь к раковине с тарелкой в руках.
— Что говорит папа?
— Пытался уговорить меня вызвать тебе доктора, — нехотя призналась мама, и я усмехнулась. — Но я сказала, что ты сама сможешь прийти в себя. Слава Богу, так и произошло!
— Спасибо.
— Ты у меня сильная девочка, — с теплотой в голосе сказала она. — Теперь все будет хорошо. Но, знала бы ты, как сильно в тот вечер расстроилась Лера!
— Лера?
— Да! Малышка проплакала весь вечер, кричала, что хочет к тебе, что хочет завтра пойти к Алеку. Нам с папой еле удалось уложить ее спать!
Я злорадно улыбнулась, но потом устыдилась своему приливу радости.
— Мне очень жаль, что все это произошло, — искренне сказала я.
— Не волнуйся, милая, все теперь будет хорошо. У нас еще почти целая неделя отпуска и море развлечений!
— Звучит здорово, — немного уныло ответила я.
— Чем ты хочешь заняться сегодня? — спросила мама.
— Не знаю, может, почитаю на гамаке, у меня большой список литературы на лето.
Я домыла посуду и ушла к себе. Процесс примирения вроде как шел нормально. Оставалось только придумать, чем я буду заниматься оставшиеся пять с половиной дней.
Схватив томик Стивена Кинга и забыв про школьную литературу, я выбралась во двор через окно, но потом влезла обратно, решив оставить этот маленький секрет при себе.
На улице было жарко, но дерево создавало над гамаком прекрасную тень. Мне нравились мрачные рассказы Кинга, в них я находила хоть какой-то огонек, способный разжечь мое воображение.
Через какое-то время пришел отец, и у нас с ним состоялся примерно такой же разговор, как и с мамой. Только сейчас я даже не пыталась растолковывать правду. Он сказал мне, что если хоть еще раз в жизни повторится что-то подобное, то мне не поздоровится. Тут я точно уверила его, что ничего такого больше не случится. Правда, конечно, была не в том, что я поняла, как глупо и безответственно поступала, а в том, что Алек ушел навсегда, и больше я никогда не увижу его.
Мои ответы отца устроили, и я вернулась в дом. Ужасно хотелось снова выбраться в окно и хотя бы пройтись по деревне, но сегодня я решила не рисковать. Вместо этого я раскопала в сумке смятый рисунок улыбающегося лиса, которого увидела во сне практически перед самым отъездом. Именно он положил начало всей этой чепухе, творившейся в моей жизни сейчас.
Глядя на него, я со слезами вспоминала прошлое: какой беззаботной я была всего ничего назад, как строила проблему из того, что родители не везут меня в Испанию. Нет, я вовсе не жалела о том, как изменила меня Сибирь. Она сделала меня той, кем я и должна была быть, а дальше уже был мой черед создавать будущее.
Я нежно дотронулась до нарисованных ушей, как бы гладя странное животное, а потом бережно убрала листок на верхнюю полку. Я всей душой надеялась увидеть его снова. Это было бы достойным окончанием всей этой истории.
Однако до конца еще, видимо, было далеко, потому что вместо животных и духов мне приснилась та леденящая кровь фигура. Только на этот раз она знала, где искать меня.
Мы находились в зимнем незнакомом лесу. Вокруг медленно, но неминуемо сгущалась темнота, словно черная фигура поглощала в себя последний оставшийся свет. Я понимала, что стою в летней одежде по колено в снегу, но не ощущала обычного холода. Только мертвый холод от близкого присутствия темного существа.
Это был первый сон, в котором я увидела Алека. Он, словно стрела, кинулся наперерез между мной и чудовищем, когда оно приготовилось вонзить в меня изогнутый кинжал. Лезвие со скрежетом прошлось по правой руке моего спасителя.
Брызнула кровь, однако Алек, казалось, не замечал боли. Он выставил вперед самодельный нож и принял оборонительную позу, готовый до последнего защищать мою жизнь. Теперь чудовище уже не спешило нападать на нас.