Разве правила были здесь еще действительны? Разве это все еще была игра?
— Ты ведь знаешь?! Ты должен упасть замертво! Поверь, Волчья Лапа!
Отчаянные глаза Волчьей Лапы глядели далеко поверх голов.
— Ладно, пусть! — атаман вздохнул с каким-то слепым гневом. — В седьмой раз по Волчьей Лапе — огонь!
Волчья Лапа споткнулся. Он растер слезы кулаками по лицу и оперся спиной о крепостную стену. Стоять так было удобнее и надежнее.
— Огонь!
И вдруг Раймонд с отвращением посмотрел на оружие у себя в руках. В неожиданном порыве гнева он швырнул рогатку далеко в кусты. Глядя в землю и расслабленно свесив руки, он сошел со своего места и устало сел у ног Волчьей Лапы.
— Да, — пробормотал атаман и посмотрел рассеянным взором вокруг. — Да… — Но тут, словно проснувшись, крикнул уверенно и громко:
— Отряд, стройся! Стань в строй! — Он указал Волчьей Лапе место рядом с собой. — В строй, Красный муравей Волчья Лапа!
Волчья Лапа, пошатываясь, занял место в строю.
Они стояли, и никто не мог ничего сказать.
— Да… — сказал наконец атаман. — Пойдем, что ли. На работу… или просто так побродим…
И они зашагали — тяжело, неторопливо, погруженные в свои раздумья. Широко раскрыв глаза, смотрел им вслед расстрелянный Луи. Затем он вскочил и окликнул их.
Отряд остановился. Они поглядели назад и — зашагали дальше. А мальчишка, который еще полчаса назад был Красным муравьем, упал ничком и уткнулся лицом в истоптанную землю.
Он плакал громко и вздрагивал всем телом.
11
Проникнуть незаметно во двор Мюльсов было невозможно. В этом Волчья Лапа убедился теперь окончательно. За воротами, во дворе, с одной стороны находились сад и огород, с другой — дом и единственное во дворе дерево, но — самое важное — сарай находился в дальнем углу двора. Стены сарая вплотную примыкали к соседским заборам.
Идею — проникнуть тайком в сарай и спрятаться там — пришлось выкинуть из головы. К тому же Волчья Лапа не смог узнать, заперт сарай или нет, но поскольку там хранились доски и инструменты, было не исключено, что во время отсутствия Рихарда дверь сарая все же запирается на замок.
Рядом с домом Мюльсов стоял дом господина Стейнберга. На дворе у Стейнберга, возле забора, примыкавшего ко двору Мюльсов, была сложена высокая и длинная поленница, мешавшая каждому из соседей видеть, что делается во дворе у другого. Это обстоятельство вполне устраивало Волчью Лапу. Зато имелось и серьезное неудобство: поленница отлично просматривалась из всех трех окон дома господина Стейнберга. Но прямо за одним краем поленницы за оградой сада Стейнбергов находился сарай Мюльсов.
Здесь-то и решил Волчья Лапа попытать счастья. Никем не замеченный, он перелез через ограду в сад к господину Стейнбергу и, сгорбившись, прокрался вдоль кустов и гряд к сараю Мюльсов. Между стеной сарая и поленницей тут оставалась маленькая щель, сквозь которую было удобно заглядывать во двор к Мюльсам. А самого лазутчика скрывал от чужих глаз торец поленницы, за которым Волчья Лапа теперь и примостился с колотящимся сердцем. Он сидел на корточках и ждал. Он быстро освоился со своей новой ролью, и в груди все успокоилось. Настало время немного поразмыслить.
В последние два дня рассуждения Волчьей Лапы были не такими, как раньше. Полет безудержной фантазии в эти последние дни сменился горестными размышлениями.
После суда и расстрела никто из ребят больше не упрекал Волчью Лапу в злосчастной утрате знамени. О знамени не говорили, по крайней мере, в присутствии Волчьей Лапы, как не вспоминали даже и полусловом расстрелянного Луи. Красные муравьи приняли решение заново возвести крепость и даже кое-что уже там сделали. Но крепость больше не охраняли. Да и что еще было там охранять?
На следующий после расстрела день Волчья Лапа отправился вместе с другими ладить крышу сарая господина Сийма. Работы оставалось там не так уж много. Вообще-то работать на крыше было славно и весело, и все много смеялись. Это был по-своему счастливый день. Потому что господин Сийм приходил осматривать сделанное и остался доволен. Задумчиво почесав двойной подбородок, он принес рулон толя. Ребята проложили на крыше два ряда. Для пробы, как сказал господин Сийм. После этого Рогатка ударил по рукам с господином Сиймом — договорились покрыть крышу толем. Зашла речь и о том, чтобы просмолить ее.
Волчья Лапа во время работы смеялся и озорничал, как и все остальные, но в то же время он был вроде бы сам по себе. Он как бы раздвоился. И мысли одного из этих двух Волчьих Лап все время обращались к знамени. Теперь он не предавался по этому поводу возвышенным мечтаниям. Нет, он перемалывал тяжкие будничные мысли.
Они-то и привели его сюда. Так размышляя, он сидел теперь в чужом саду за поленницей и ждал. Пожалуй, часа два он уже прождал тут. Но теми, кого он подкарауливал, на дворе Мюльсов еще и не пахло. Томительно тянулось ожидание, однако другого пути не было.