Волчья Луна

– Ола, Мейрид, Нили. Джефф Лемкин. – Вагнер уже бывал на стекле с первыми тремя именами, четвертое ему в новинку, но сопровождается безупречными рекомендациями от прокладчиков путей из ВТО, которые восстанавливали разрушенное после катастрофы «Горнила». – Всем остальным – спасибо.

Когда в доке остается только его новая «Везучая восьмерка», Вагнер проверяет текущее задание: остекление участка к востоку от Меридиана, в Море Спокойствия.

– Лаода? – Голос Зехры. – Речь?

– Прости.

Джефф единственный, кто до сих пор ее не слышал, но даже он понимает, что Вагнер все знает наизусть. Речь, технические инструкции, приказ надеть костюмы и пристегнуться. Имена членов команды проступают на линзе, фиксаторы опускаются и встают на место; показатели давления снижаются до нуля. Красный сигнал, потом зеленый.

– Зехра?

– Вагнер?

– Побудь водителем за меня. – Он переключает на нее интерфейс управления ровером.

– Конечно.

Зехра Аслан была цзюньши Вагнера вот уже десять вахт, и отношения между ними такие же близкие, привычные и эффективные, как брак, основанный на хорошем контракте. Она проверяет системы и регистрирует план поездки, пока члены «Везучей восьмерки» подключаются к бортовому жизнеобеспечению. Вагнер приказывает Сомбре сделать частный звонок.

– Вагнер.

Он в «Одиннадцатых вратах», пьет чай, одетый в абрикосовые спортивные шорты с синей окантовкой и мешковатую майку, с собранными наверху волосами.

– Просто хотел убедиться, что ты ни в чем не нуждаешься.

– Я ни в чем не нуждаюсь.

– И все в порядке?

– Все в порядке.

– Что ж, если тебе все-таки что-то нужно…

– Не нужно.

– Но если будет нужно…

– Амаль об этом позаботится.

Вагнер вспоминает, каким видел Робсона в последний раз: под сенью дома стаи, Амаль рядом. Нэйная рука обвивала мальчика. Вагнер снова испытал всплеск чувства, которое представляло собой смесь утраты, ревности и тоски в равных долях.

– Что ж, это хорошо.

В доке не осталось посторонних, наружная шлюзовая дверь скользит вверх. Зехра запускает моторы и направляет ровер вверх по эстакаде, в темную щель, что делается все шире.

– Вагнер, зачем ты позвонил? – спрашивает Робсон.

– Просто проверял. Да так, ничего особенного. Я все равно вернусь через десять дней.

– Ладно. Береги себя, Лобинью.

Робсон и его чай исчезают с линзы Вагнера, и когда ровер выкатывается с эстакады на поверхность и от его толстых колес летят струи пыли, Вагнер начинает себя терзать. Почему он этого не сказал, ну почему, почему?

«Я тебя люблю, мой самый маленький волчонок».

* * *

Он задувает биолампу и сидит в самой глубокой тени за самым дальним столом. Сутулые плечи, опущенный взгляд предупреждают всех, даже хозяина закусочной, что с ним не стоит заговаривать. Орчата давным-давно остыла.

Его мысли маршируют по утомительному кругу. Тошнотворный шок. Алое унижение. Вопящий гнев. Хладная несправедливость. Его разум катится от одной эмоции к другой, как паломник от стоянки до стоянки.

«Ты убил моих родителей».

Дариус отклонял звонок за звонком. Пятнадцать. Двадцать. Пора бы уже догадаться. Робсон настойчив. Наивный Робсон, глупый Робсон, все звонит и звонит, спрашивая себя, почему его старый друг, его лучший друг не отвечает; выдумывает всевозможные дела, болезни или семейные обязательства, которые помешали ему ответить; а правда в том, что его друга – его лучшего друга! – предали.

«Я ответил лишь для того, чтобы сказать: я тебя ненавижу».

Когда после двадцать пятого звонка Дариус все же ответил, наивный Робсон, глупый Робсон с улыбкой сказал: «Привет, Дариус, как дела?»

Эту глупость он ненавидит больше всего. Она унижает, как будто его пнули в живот, а потом вцепились когтями и начали пожирать.

«Предатели и убийцы».

Он все еще дрожит от потрясения. Он слышит две вещи: слова Дариуса и голос Дариуса. Они разные. Слова грохочут в его голове, голос все говорит и говорит. Дариус говорил меньше тридцати секунд, но Робсон в воспоминаниях проигрывает сказанное им бесконечно.

«Я вырежу твои глаза и твой лживый язык, Робсон Корта».

Джокер оборвал связь, и Робсон сбежал из дома стаи.

Друг обратился против него.

– Я так и думалэ, что найду тебя здесь.

Плечи Робсона напрягаются. Он поднимает взгляд. Нэ.

– Я не хочу с тобой разговаривать.

– Робсон…

– Что ты смотришь на меня, как на дерьмо?

Амаль подтягивает стул и садится на некотором расстоянии от Робсона. Никакого прямого зрительного контакта, никакой конфронтации. Робсон бы испепелил нэ взглядом, будь это в его силах.

– Я буду сидеть и ждать.

– Ну и сиди.

Нэ не садится.

Нэ хватает стакан с орчатой и швыряет. Нэ поднимает стул, замахивается им и бросает в людей, которые появились позади, близко и быстро, незаметно для Робсона. Нэ переворачивает стол, спихивает Робсона с его стула и вынуждает спрятаться за ним.