Волчья осень

– Давай спрошу – а почему у тебя её нет? – задал он встречный вопрос.

– Не в этих условиях, – вздохнул я.

– А что условия? Люди везде живут. Условия… – он осёкся, видимо, что-то обдумывая. Потом продолжил: – Ах да, ты же оттуда, из… благополучного. А я пацаном был, когда всё это случилось. Другого, считай, и не видел почти. Привык…

Он опять замолчал. Встал, помешал макароны, бросил к ним сосиски, снова сел.

– Лет семь назад случилось, – сказал наконец он. – На рынок ехали – я, жена, дочь, ещё народ. С сопровождением, конечно. Изгои прихватили нас на выезде с моста, где поворот – тогда ещё Гидрострой там постов не ставил. И у них, сволочей, был колдун. Накрыл машину то ли огненным ударом, то ли чем похожим. Слева. А я сидел справа, меня толчком выбросило. Когда очнулся – машина уже догорала. Восемь человек – как слизнуло, мать его, – Каращук грохнул кулаком по столу.

Он помолчал, встал, взял кастрюлю, прихватив её валявшимся тут же старым вафельным полотенцем, и ловко слил воду без всякого дуршлага. Вывалил макароны на тарелки – на глаз, но абсолютно поровну, поделил сосиски.

М-да, врагу такого не пожелаешь, подумал я, глядя, как он ловко режет помидоры на дольки.

Безопасник поднял на меня глаза:

– Понимаешь теперь, почему я эту колдовскую мразь давил и давить буду?

Я коротко кивнул. Голоса не было – в горле запершило.

Ещё бы не понять… Каращук, выходит, вживую пережил то, что я если и мыслил, то лишь сильно теоретически…

– Ладно, Волков, давай пожуём, – сказал безопасник уже другим голосом, словно бы и не своим. – Водки бы за упокой, но нельзя, нельзя – утро предстоит тяжёлое… а может, и ночь.

Я потыкал макароны потёртой алюминиевой вилкой. Особого аппетита не было, но не ел я с самого утра – чисто для организма пожрать надо.

– А давно Бурденко ректором стал? – подумав, спросил я.

– Где-то года за полтора до того случая, – подумав, сказал Каращук. – До этого у них там и не было толком организации – так, собирались, экспериментировали… Он первым их и построил, что называется. Хотя совсем сопляк был, лет двадцать, наверное. Тогда ещё подумали – вот, наконец-то, порядок будет… Здание они в порядок привели – так-то оно давным-давно сыпаться начало, этой школе уже тогда было сто лет в обед.

– Так он навёл порядок? – уточнил я.

– Навёл, – вздохнул безопасник. – Сам видишь, какой порядок… До того, что если раньше туда никто и не ходил особо – сейчас чёрта с два вообще пройдёшь. Огородился наш Пал Олегыч…

– А вы где тогда были?

– Я в милиции работал, – Каращук вяло пошурудил вилкой в тарелке. – После того случая в Управу и попросился. Рядовым в боевую группу. На самом деле, сдохнуть хотелось… А потом втянулся.

– Так от Управы никто за Колледжем не следил?

– Почему, следили… Но что, я тебе буду объяснять, как уходить от слежки? Мы научились слишком поздно. Опередили они нас, вот и… пожинаем. И последние года четыре работаем – ну, а результат ты сегодня в кинотеатре видел.

Он отодвинул тарелку, сцепил руки в замок, водрузил локти на стол. Посмотрел на меня из-под кустистых бровей:

– Понимаешь, Волков, почему я вспомнил… твоих друзей из Виковщины?

Вот он, тот Каращук, которого я знаю – матёрый волк, несмотря на все эти разговоры… Рад ли я, что он вернулся? Не знаю, ох не знаю.

– Да не сверли ты меня так взглядом, – вздохнул безопасник. – Понимаю я, что не хочешь ты их впутывать… Спроси хотя бы. Особенно после того, что колдуны сделали с Машей. Поездку обеспечим. Скажи, как её зовут?

Я не сразу понял, кого он имеет в виду – лишь с задержкой сообразил, что Ксюша во время сцены у дома не называла своего имени. Вообще никак не называла ни себя, ни Шинкователя.

– Иксения. Остальных не знаю.

– Иксения… Подумай, в общем, Волков. Времени почти нет. Она так примчалась к тебе на помощь – может, и ещё чем сможет помочь… особенно сейчас.

Амулет так и оставался тёплым, нагретый на груди – ни малейшего покалывания. Ксюша, Ксюша, что же мне делать…

От мыслей оторвал резкий телефонный звонок в соседней дежурке и отчётливое «Слушаю, дежурный». Не прошло и тридцати секунд, как боец заглянул к нам:

– Олег Богданович, вас просят в зал заседаний… Приняли телефонограмму из Колледжа.

Лаврентьев поправил на носу очки, взял распечатку с пишущей машинки. Пробежал глазами, хмыкнул… Посмотрел на Каращука, на меня, обвёл взглядом остальных:

– Неожиданно… Так. «Управе Вокзального от Колдовского Колледжа. Требуем встречи ровно в полночь в центре стадиона на улице Советской. На встрече должен присутствовать Сергей Михайлович Волков из службы Патруля и один любой человек на усмотрение Управы. Волков должен быть не вооружён, со своей стороны гарантируем, что один из переговорщиков со стороны Колледжа также будет без оружия. В радиусе ста пятидесяти шагов не должно быть никого. Отказ от встречи или попытку изменить её условия рассматриваем как объявление войны». Подпись – Павел Бурденко.

Глава 19. 19 октября, четверг, вечер

– Твою мать, – помимо желания вырвалось у меня. Кто-то обернулся в мою сторону, но Лаврентьев оставался бесстрастным.