Волчья осень

Когда я вышел из-за дома, в нашу сторону от перекрёстка уже бежал патруль – прыгали по земле и по стволам деревьев лучи фонарей…

Мозг мне вынесли качественно. Я сразу заявил, что предотвратил похищение человека и указал на кучку праха, оставшуюся от доппеля – но вот о чём я не подумал, так это о том, как объяснить, каким образом я в полной темноте попал из пистолета именно туда, куда планировал? А у меня даже фонарика с собой нет – рванул-то я из дому бегом, ничего с собой не взял, кроме оружия. Единственное, что пришло в голову – сказать, что глаза хорошо привыкли к темноте. Так-то у меня и удостоверение Базы в наличии, да и колдун из патруля не нашёл в моей ауре ничего подозрительного… А вот Славик так и был без сознания – видимо, его вырубили каким-то колдовством, хотя дышал он нормально.

Зато я теперь представляю, как в своё время подменили Юрку доппелем. Да вот точно так же, скорее всего.

В конце концов старший патруля потребовал, чтобы я сдал оружие и проследовал за ними в дежурку для разбора. Я не противился, стволы спокойно сдал, но, когда старший отправил одного из своих орлов к телефону в «Турист» вызвать группу для осмотра места происшествия – крикнул вслед, чтобы он заодно позвонил в Управу и доложил, что взяли Волкова за убийством доппеля.

Старший прикрикнул, я смиренно кивнул, поднимая руки на уровень плеч и показывая пустые ладони, но вот вопрос – как поступит милиционер?

Начальство у милиции своё, но подчиняется оно Управе. Понятно, что опергруппу он вызовет – это приказ старшего, но вот удержится ли, чтобы не позвонить в Управу? Через голову он, строго говоря, не прыгает – ему просто предложили доложить о происшествии… да ещё и в такой формулировке. В конце концов, тут я ничего не теряю – но зато, если удастся, сэкономлю уйму времени.

Учитывая, что одновременно с тем, как вернулся милиционер, подкатил УАЗик боевой группы – он всё же позвонил. Бойцы моментально взяли дело в свои руки, оттеснив милицию, ещё через несколько минут подкатила «буханка» с Управовскими спецами. Поставили фонари на треногах, и хмурый Каращук с красными от хронического недосыпа глазами сказал:

– Волков, когда-нибудь я сам тебя пристрелю…

Глава 29. 22 октября, воскресенье, утро

Знаете, что такое «хмурое утро»?

Всю жизнь считал, что это когда просыпаешься с утречка после вчерашнего – а точнее, после чрезмерно активного вчерашнего, и хочется то ли сдохнуть от головной боли, то ли выплюнуть внутренности над унитазом…

Сегодня понятие «хмурое утро» заиграло новыми красками.

Разбудила меня адская боль в руке и одновременное леденящее ощущение в груди – впечатление было такое, словно кисть начисто оттяпали, да ещё и кислотой поверху плеснули. Чуть не перекувырнувшись от судороги, я свалился с кровати – да так и остался сидеть, хлопая глазами. Рука, кстати, была на месте, адская боль понемногу отходила. Амулет на груди – ледяной.

Я был там же, где и с вечера – в «гостевой» комнате Управы. Вот только сейчас тут было людно.

Три бойца с автоматами, наставленными на меня, и ещё один с пистолетом – держатся на расстоянии, хотя комнатка небольшая, тут и так всё в двух шагах. Шнайдер – глаза, кажется, сейчас от удивления из орбит вылезут. И Каращук, ближе всего ко мне. Крутит в руках что-то совсем маленькое.

Встретившись со мной взглядом, безопасник усмехнулся уголком рта и показал мне маленькую булавку.

– Серебряная, – пояснил он. – Ну что, Волков, рассказывай. Или в подвал тебя тащить?

У меня вся жизнь перед глазами пронеслась. Да, Каращук вчера тоже уцепился за мою «стрельбу вслепую», а учитывая, что разговор затянулся сильно за полночь – велел мне домой не ходить, а остаться ночевать здесь. Должен был я почувствовать подвох, должен! Каращук никогда ничего не делает просто так, даже если строит из себя доброго дядюшку…

Что делать? Обернуться и порвать бойцов? Не уверен, что смогу быстро и чётко – делал это всего пару раз, и оба раза почти спонтанно. Вдобавок пистолет у четвёртого наверняка заряжен серебром. Да и… вообще не могу – парни ничего плохого не сделали, и Каращук, в общем-то, тоже. Как всегда – горой за город…

– Ну? – уже гораздо грубее сказал безопасник. – Язык отнялся? Не доппель, иначе давно бы сдох уже. Кто ты?

– Не знаю, – прохрипел я. Язык, действительно, слушался с трудом. Опёршись о край кровати, привстал, не отрывая взгляда от Каращука. Опустился на кровать – железный пружинный матрас жалобно скрипнул. – Не доппель точно. Предполагаю, что это от крови оборотня…

– О, уже интереснее, – протянул безопасник. – Я знаю, мне докладывали.

– Не врёт, – сказал Шнайдер.

Так, Волк, сосредоточься. Говорить всего нельзя – посадят в клетку как пить дать. Врать – тоже нельзя, по крайней мере явно врать. Нужно быстро брать нить разговора в свои руки, чтобы я вёл линию, а не они – тогда можно попытаться избежать вопросов, на которые нельзя отвечать правду.

– Только никто никогда не говорил, что можно напиться крови оборотня и стать оборотнем, – продолжал Каращук.