Волчья песнь (СИ)

— Да что, что?! — лицо друга было встревоженным, ярость боя стекала с него, как вода.

— Ты правда жив? Скажи, ты правда живой?!

Облегчение на лице — и сердитость:

— Да, такое можешь ляпнуть только ты… Пока живой, но, если мы не начнём стрелять опять, то оба станем мёртвыми. Удовлетворён?!

— Девчонки стреляют! — заорал Мирко. — Назад, скорей! Они нас прикрывают!

— Всё, бежим! — продолжая стрелять, Сашка вскочил. Всадники не могли их преследовать — но стрелять могли…

7

Сашка на бегу слушал, как пущенные "в дурь" пули срезают ветки кустов. Не добежав шага до конца гряды, он прыгнул, перекатился, распластался за деревьями. Горька уже был здесь — лежал на спине, криво улыбаясь и держа карабин стволом вверх.

Перебежал Дик. Левая рука у него висела плетью, по пальцам сбегала шустрыми ручейками кровь.

— Зацепили, — выдохнул он, с трудом подавляя дрожь. Машка, подобравшись к нему, стала бинтовать плечо; лицо девушки сделалось страдальческим, словно пуля попала в неё. Дик закрыл глаза и со свистом дышал. Оружие джаго имело крупный калибр, любая рана была серьёзной.

Сашка осторожно выглянул из-за корней дерева. Горька высунулся за другом — с противоположной стороны. Зачем-то сдерживая дыхание, юноши смотрели на равнину. Там гарцевали — в каком-то полукилометре — десятка три верховых. То один, то другой поднимал к плечу винтовку с решётчатым кожухом ствола, выпускал очередь в направлении землян. Именно "в направлении", потому что при первом же выстреле кабаллокамелюсы начинали "козлить". Кони земных кавалеристов — тех, которые ещё пользовались конями, гусар и казаков — стояли смирно, даже когда у них над ухом била артиллерия. С них можно было прицельно стрелять… Но густые частые очереди всё равно были опасны, они не давали подняться.

— Сейчас я кого-нибудь ссажу… — Сашка потянулся опять за "маузером", собираясь примкнуть кобуру-приклад, но Горька покачал головой:

— Стой. Всё равно же не попадёшь — далеко. И они только и хотят, чтобы мы опять в бой ввязались.

— Какой в этом смысл? — непонимающе посмотрел Сашка. Но тут же его лицо стало встревоженным: — Стоп, ты хочешь сказать, что они нас просто держат до винтокрылов?

— Именно, — Горька продолжал следить за гарцующими джаго.

— Убираться отсюда надо. — подала голос Бранка. — Если не можем драться, то бежать-то можем!

— Куда? — криво усмехнулся Горька. — Назад?

— Почему назад, дальше, через долину…

— Сомова, не будь дурой, — прямо сказал Горька. — Оглянись. Если посмотришь внимательно, то увидишь пять кэмэ открытого луга, голого, как зад этих самых джаго, — Горька покачал головой. — Как только они поймут, что мы отсюда сбежали — а поймут они это быстро! — то доскачут сюда, расположатся тут и завалят нас на этом самом лугу из плазмомётов. Вон, на вьюках вижу два.

— Да, там мы будем, как движущиеся мишени, — Сашка потёр лоб и процедил: — Обложили ведь, сволочи… Бежать — нельзя, оставаться на месте — нельзя. Побежим — прикончат, останемся — пришлёпнут. Мат.

Он медленно обвёл взглядом весь свой отряд. Похоже, что многолетние гонки со смертью всё-таки подходили к концу. Очень обидно, кстати, подходили. Они сами влезли в ловушку. "Интересно, когда закончится война?" — подумал Сашка.

Пока он хмуро рефлексировал, Горька что-то явно соображал. Потом спросил неожиданно:

— Саш, помнишь корриду?

— Как сейчас, — не без яда отозвался тот. Подумал и добавил: — Вообще-то помню. А что?

Горька сорвал веточку, закусил её крепкими зубами. Глаза превратились в ироничные щёлки.

— Так что коррида? — спросил Сашка нетерпеливо, подгибая ногу, чтобы добраться до пристёгнутого к ботинку ножа.

— А то коррида… Эти всадники — красная тряпка. Мы — бык. Винтокрылы — матадор. Что бык обычно делает на арене?

— Ну-у-у… бросается на красную тряпку, — ответил Сашка. — Что же ещё?

— Или? — Горька через плечо оглянулся на всадников. Свист пуль в листве уже никого не тревожил — все они шли слишком высоко, да и как иначе-то — снизу вверх?

— Что за ерунду вы обсуждаете? — нетерпеливо вмешался Мирко.

— Подожди, — улыбнулся ему Горька и кивнул Сашке: — Ну так что же ещё бык-то делает?

— Может быть, бежит? — пожал плечами Сашка.

— Бежит, — согласился Горька. — Послушай, Саш, а если вдруг предположить идиотскую вещь: что случится, если быки узнают, для чего красная тряпка?

Несколько секунд Сашка смотрел в глаза Горьке. Потом он вдруг улыбнулся, но глаза его стали внезапно из злых и отчаянных холодными и жестокими. Проведя рукой по своему "хвосту", Сашка тихо сказал:

— Тогда они начнут убивать матадоров. Ты это хотел сказать?

Горька улыбнулся тоже, и это была такая же улыбка злого, опасного волка. Горька Белкин выглядел именно волком — страшным зверем, которого загнали в угол. На свою голову загнали — и он теперь собирается проложить себе путь к свободе клыками.

— Убивать матадоров, — медленно сказал Горька. — Вообще-то это не моя мысль, это сказал Дэви Купер из "Парня зелёной долины". Помнишь такое старое кино?