Волчья песнь (СИ)

— Обо всех этих операциях — фронтовых, прифронтовых, противопартизанских и любых других — пусть болит голова у армейских командиров, — Дио увлечённо мазал свежую ячменную лепёшку мягким сыром, — а нам такую задачу никто не ставил. У нас свои дела. И ты не хуже моего понимаешь — если они перейдут болото — они найдут крепость, — он загнул палец свободной руки, и Крум'эль кивнул. — Если они найдут крепость — они спустятся в подземелья. Если они спустятся в подземелья — они найдут меч, перстень и браслет.

— Ну, вот тут-то им и конец, — Крум'эль покачал головой. — Они же перебьют друг друга из-за этих вещей. В том и смысл. Если я правильно понимаю — ими могли владеть одни Странники[14]. И вот что, разве… — он выразительно помолчал, разглядывая друга чуть насмешливо[15]

— Ты правильно понял, но недослышал, — поднявшись, Дио откинул полог палатки, впустил свежесть первой майской ночи. Того, что их подслушают, друзья не опасались — они говорили на старом языке, которого никто из джаго тут не понимал. — Всеми этими вещами и правда мог владеть только кто-то из Странников. Но это — земляне. С них станется поделить всё без драки. И тогда они станут поопасней полка их пластунов в наших тылах — и это, заметь, рядом с Джагганом, это — после проигрыша наших рабов на Сельговии! А что будет, если эти вещи из рук этих людей — попадут в руки… — он сделал странный жест. Его друг, резко побледнев, ответил другим жестом, сказал:

— Сторкад не может проиграть!

— Да не проиграет Сторкад, — кивнул Дио. И тут же мечтательно продолжал: — Вот бы с кем схлестнуться один на один! Олааааа…

— Оставь эти мысли, — вздохнул Крум'эль. — Ты — Тень[16], Он[17] не поймёт и не примет такого — чтобы ты рисковал, как обычный боец. Даже в такие тяжкие дни, как сейчас.

— Я не просил о чести стать Тенью, не просил о чести покинуть Род… — неожиданно грустно сказал Дио. — Я бы предпочёл быть пилотом. Обычным пилотом… — он встряхнулся. — Сам знаешь — такие вещи и такие люди, как эти земляне — они притягиваются.

— Да не отдадут они их никому, даже если найдут. — хмыкнул Крум'эль. Дио ударил ладонью по плечу:

— Сколько ты уже с землянами знаешься, а ещё не понял — отдадут! Нет у этих вещей над ними власти, нет! Пойми — нет! Даже над нами — есть, над землянами — нет! Потому Он и не беспокоился раньше! Попользуются земляне этими вещами на войне, а потом отдадут, как там у них положено, на вишить'ём рюшьньике — сам знаешь, кому! Ты что хочешь — чтобы повторилась история, которая едва не погубила всё в дни Весёлой Войны?![18] Нэрионов неготовность подвела, а землян?! Нэрионы были чистые техники, а земляне?! Разберутся, начнут копать и нюхать, и будет нам вторая Весёлая!

— А то нам сейчас хорошо… Да и не думаю, что тогда всё было так печально из-за подобных вещей, — возразил Крум'эль.

— И тем не менее! К чему в такие дни давать врагу лишнее оружие?! Тем более, как ты точно отметил, нам и сейчас-то не очень… хорошо, — Дио чуть улыбнулся. — С точки зрения разума мы занимаемся невероятными глупостями — беспокоимся о какой-то рухляди на чужой планете в те дни, когда наша армия потерпела такое поражение…

— Послушай, — неуверенно сказал Крум'эль, — я тут с тобой недавно, ты больше моего понимаешь в таких делах, но… но почему бы нам самим не взять эти вещи, раз уж мы знаем, где они? Не для себя, разумеется. Ты пойдёшь и возьмёшь. Не пользоваться, просто…

— Взя-а-ать?! — Дио поперхнулся лепёшкой. — Взять?! Предки, Пустота и всё… Как — взять?! Там стоит стража! Такая, о которой мы даже и понятия не имеем — они ждут несчётную бездну времени и будут ждать ещё столько же! Они почуют, кто пришёл. Почуют — зачем пришёл. И тогда мне конец. Причём конец совершенно бессмысленный. Нет уж. Мы — тут ничего взять не можем. А они — взять не должны!

* * *

Из-под удара помог уйти звериный инстинкт. Усталых, падающих на ходу, Сашка прогнал всех ещё три километра — и, как оказалось, очень вовремя. Ракеты обрушились на болото, как страшный метеоритный дождь. Всех швырнуло в грязь. Светло стало, как днём, более высокие деревья вывернуло, прошёл быстрый горячий дождь из густой грязи. А вдали шипело, урчало и булькало — кипела котлом на огне вода на месте удара.

— Здорово они на нас обозлились, — задумчиво сказал Горька, садясь в грязи. — Жуть. Когда поймут, что нас не накрыли — тогда и начнётся настоящая гонка.

Собственно, он констатировал очевидное — просто по своей привычке не молчать. Никто по той же причине ему не возразил, никто с ним не согласился.

Ночь провели, лёжа с раскинутыми руками на пружинящих кустах. Лежали молча — то засыпая, то просыпаясь, то просто глядя в небо, но одинаково неподвижно и молча.