Волчья песнь (СИ)

— Я тут, — ответил Сашка. Он сидел за большим, почти строго пирамидальным, валуном, в тени — и сейчас он поднял руку, показывая, что действительно здесь.

Горька присел рядом, подогнув под себя ногу. Посмотрел и скоса.

— Чего ты ушёл? Тут холодновато, — он повёл плечами. На самом деле холода он не ощущал.

— Так… — нехотя ответил Сашка, качнув своим "хвостом". Горька различал, что лицо у него грустное. — Ничего страшного, просто хочется побыть одному…

— Эй, эй. Мысли об одиночестве до добра не доводят, — Горька подтолкнул Сашку в плечо. — Ты многовато на себя взвалил, тебе не кажется?

— Может быть, — по-прежнему неохотно, словно давил из себя слова, сказал Сашка. — В любом случае мне надо отдохнуть.

Они какое-то время молчал, глядя в густо усыпанное крупными звёздами открытое небо. Они редко видели эти звёзды — лес, лес, лес… Он и сейчас шумел вокруг — апрельский лес, какую-то неделю назад одевшийся первой листвой. Лес этот они любили, но они были русскими, они были землянами, а значит — не могли жить без неба, не могли жить без звёзд…

— Ты всё ещё думаешь об Ане? — неожиданно спросил Горька. Сашка глянул изумлённо, потом потёр лоб:

— Да… я… — и замолчал снова.

Аней звали девушку Сашки. В прошлом июле она погибла в перестрелке на монорельсовых путях. В отряде все помнили, как двое суток Сашка нёс её мёртвое тело, не слушая тех, кто говорил ему — она мертва… Сашка ничего не ответил больше, но всё и так было ясно. Горька понял это, но они с Унтеровым-младшим (и уже давно — единственным…) были друзьями, и он не мог оставить Сашку в таком состоянии:

— Послушай… У Димки была Мэсси и Люська была девчонкой Ромки. Ромка и Мэсси погибли, и Димка с Люськой вместе. У Олмера нет девчонки, у Нинки — парня…

— Горь, я не могу понять, какого пня ты сравниваешь? — Сашка печально улыбнулся. Димка и Мэсси, Люська и Ромка… они же познакомились уже здесь. А мы с Анюткой… я её помню, сколько помню себя. Нинка — ты же знаешь… она подвинутая на убийстве после гибели своих. А Олмер… — Сашка улыбнулся уже хорошо. — Ну, он ещё совсем мальчишка, подрастёт — отобьёт у тебя Галинку.

Горька усмехнулся:

— Не отобьёт, бесполезно!

— Ну не отобьёт, так не отобьёт… Горь, Галинка у меня тут, — Сашка прикоснулся к груди. — Если она и выпадет отсюда, то это произойдёт не усилием моей воли и не твоими разговорами. Так что не надо об этом говорить.

— Сань, — Горька вздохнул, — а что если нам вернуться? Тут всего три тысячи километров. За полгода дойдём, а там… там всё уже улеглось. Обоснуемся в лесу и будем просто жить…

— Я почти и забыл, как это — просто жить. Да и помнил ли?..

— Ты не ответил, — требовательно сказал Горька. И Сашка ответил — но ответил вопросом:

— Ты хочешь вернуться?

Они смотрели друг другу в глаза несколько секунд. Потом Горька засмеялся невесело:

— Ты же знаешь ответ, зачем спрашиваешь?

— А ты зачем спрашиваешь? Скажи, ты, вот ты — когда-нибудь не думаешь о мести? Вот чтобы у тебя совершенно этого не было в мыслях?

— Никогда, — тихо сказал Горька. — Столько лет прошло, а я до сих пор иногда… даже не во сне, наяву — закрываю глаза и вижу… — он вздрогнул. Сашка быстро положил ему руку на плечо — Горька вздохнул, как всхлипнул.

— Вот так, — резюмировал Сашка. — Вопрос снят с повестки дня. Мы тут не по приказу, а… ну, по велению души, если предположить, что она у нас ещё осталась.

— Столько лет… — тоскливо сказал Горька. — А если мы проиграли войну? Если мы последние люди в Галактике, которые сопротивляются? Если…

— Это ничего не меняет, — твёрдо подчеркнул Сашка. Они снова посмотрели друг на друга — и рассмеялись вместе.

— Поменялись ролями, — сказал Сашка. — Ты всегда так — приходишь и оттягиваешь на себя тоску.

— Тебя, по-моему, ещё что-то беспокоит, — проницательно заметил Горька.

— Так… — Сашка подался вперёд, обхватил руками колени. — Хотелось бы мне точно знать — где мы сейчас и где основные гарнизоны обезьян. Мы ведь два месяца по чащам отсиживались после той погони, небось, всё поменялось… Жаль рацию кокнули.

— Новую достанем, получше, — махнул рукой Горька. — А что до остального… может, Люську попросишь?

— Да ну… — покачал головой Сашка. — Она после каждого раза пластом лежит сутки… Может, лучше давай прикинем на твоих палочках?

— Балушки, — махнул рукой Горька.

— Если б не твои балушки — нас бы прошлой осенью — как лягву на кочке даванули бы.

— Совпадение, — возразил Горька. Сашка подтолкнул его:

— Ну давай, давай, я ж вижу — тебе самому до смерти хочется!

— Ничего-то от тебя не скроешь, — проворочал Горька, усаживаясь со скрещенными ногами и запуская руку в карман, подшитый к изношенному ремню.

Оттуда он достал горсть небольших — пару сантиметров на сантиметр каждая — палочек из орешника с тщательно вырезанными ножом и окрашенными бурым рунами. Таким гаданием Горька Белкин начал увлекаться ещё до того, как началась их эпопея — ещё малышом, ему рассказал об этом и показал кое-что англосакс-офицер из гарнизона. С началом же партизанщины руны стали давать странный эффект.